Слезы Тесс
Шрифт:
Квинси.
Квинси.
Я в упор посмотрела на Кью. Я узнала его имя.
Мы вели свою молчаливую борьбу желаний, бросая друг на друга взгляды полные чувств. Для того чтобы открылась правда, нам понадобилась вмешательство людей со стороны.
Я смотрела на него с таким желанием, с такой любовью, что его губы приоткрылись. Я не могла дышать. Какое-то неуловимое чувство, словно гибкая палка, выгнулось, вспыхнуло и сломалось между нами. Я готова была принять все, что он мне говорил в комнате, только
Кью хотел унизить и разрушить меня. Квинси хотел разделить часть своей жизни со мной. Это именно Квинси говорил и рассказывал мне о своем бизнесе, открыл мне частичку души, а позже все изменилось, и уже Кью приказал мне сосать его член.
Я хотела обоих. О боже, как же я хотела обладать ими двумя.
Перед глазами пронеслась картинка: Кью за решеткой, а здесь некому кормить его птиц. Эта мысль ударила меня с такой силой, что я чуть не упала на колени и не начала вымаливать прощение.
Каждая эмоция обнажилась, словно оголенные нервы; слезы потекли из глаз.
— П-пожалуйста, не арестовывайте Кь… Квинси. Он не сделал ничего плохого.
И я убежала.
Глава 20
*Крачка*
Я ворочалась в кровати, с ужасом ожидая утра.
После того как я сбежала, поступив как трусиха, то прислушивалась к голосам в холле, но в коридоре ничего не было слышно.
Какое-то непонятное чувство захватило меня, и я не могла удалить Кью из своего разума, он был словно выбит там татуировкой.
Я посмотрела на часы: 2:14 утра. Сердце замерло, словно неисправный механизм.
Никто ко мне не пришел. Отсутствие шума говорило о том, что Кью увели из его дома. Может, он даст им взятку и вернется завтра? Я затаила надежду и мечтала, что все наладится. А если нет, то я пристегну себя наручниками к столбику кровати и откажусь уходить, пока не вернется Кью. И мне совершенно все равно, кто вернется за мной — родители или Брэкс.
Я не знала, как действует эта штука — ордер. Давал ли он им право обыскивать дом? Тогда почему никто ничего не осматривал?
Это бессмысленно. Потому что я все еще в доме человека, которого Брэкс обвинил в моем заточении; так или иначе, Кью смог сдержать офицеров от того, чтобы они забрали меня и арестовали его. Он обладал большей властью, чем я полагала.
Неизвестность.
В 2:30 я бросила бесполезную затею уснуть. Взяла со стола папку для набросков, которую мне принес Кью. Затем потянула и включила торшер.
Боль стиснула мою грудь, когда я вытащила чистый лист и взяла угольный карандаш. Мои пальцы обхватили стержень уголька как старого доброго друга, но я сидела и потерянно смотрела на лист.
Так много чувств, эмоций и мыслей боролось во мне. Я хотела бежать, драться, кричать. Я хотела упасть в ноги и вымаливать прощение у Кью, а затем залепить ему звонкую пощечину за то, что он сделал со мной.
Набросок был отражением
Неспешно моя рука наносила штрих за штрихом, накладывая все более четкие линии то там, то тут. Я работала, выпуская все, что накопилось у меня внутри. Я успокоилась и расслабилась, это помогло утихомирить перегруженное сознание. Я детально прорисовывала линии и контуры, вырывая образы из своих воспоминаний, находя в этом действии успокоение от беспокойства и желания.
Я хмурилась, если допускала где-то ошибку, но продолжала. Раньше я предпочитала рисовать с фотографии или сидя напротив здания либо объекта, который я рисовала, чтобы солнце меня согревало.
Сидя на кровати, я ожидала свою судьбу, рисуя особняк Кью. Я делала наброски на листах, что он подарил. Его подарок наполнил мое сердце теплотой. Оно билось для него. Пожалуйста, Господи, не допусти, чтобы его задержали. Мое неясное будущее пыталось украсть тот оазис спокойствия, в котором я сейчас находилась. Я тяжело вздохнула. А куда делась Сюзетт? Думаю, она бы меня ударила, если бы Кью предостерегающим жестом не остановил ее.
Постепенно ночь уступала свои права раннему утру, а я до сих пор не выключила свет, придвигая набросок ближе к себе, как если бы от этого зависела безопасность мира. Особняк Кью оживал под моими руками. Я добавила фонари и лепнину под изогнутые окна, не забыв при этом дорисовать пухлых краснощеких херувимов и замысловатые оконные рамы.
Как правило, я любила рисовать четкие линии красивых зданий из бетона и стали, а не исторические особняки. Но этот рисунок будет одним из лучших. Как бы я хотела уметь рисовать людей. Тогда бы я запечатлела черты Кью на листе бумаги, его властность, жесткость, осанку. Но ничто не сможет передать истинную сущность и красоту Кью, даже самая точная цифровая фотография. Кью был чрезвычайно живым. Он был уникальным.
Кью воссиял... перевоплощаясь в человечного Квинси. Но я не хотела доброго и человечного. Я хотела своего Господина. Любовника, который доминировал.
Усталость вела борьбу с печалью, и я откинулась на кровать чуть дальше, в мягкость подушек.
Так и уснула с папкой для эскизов в руках; угольная пыль покрывала руки, пальцы, затем перешла на щеку.
— Эсклава. Я имею в виду... Тесс.
Мое сердце замерло, кровь понеслась по венам с бешеной скоростью.
Тварь. Водитель.
Руки. Член. Боль.
Кошмар разрушил сон, оставляя меня во власти страха. Теплая большая ладонь легла на мое плечо. Я вздрогнула и инстинктивно во сне рванулась в сторону.
С криком я ударила кого-то рукой и соприкоснулась с жесткими мышцами. Боль взорвалась в моем запястье, я приподнялась, вскрикивая:
— Что за черт?
Звуки мужского ругательства заполнили предрассветную тишину. Мне в нос ударил запас цитруса, смешанный с острым перегаром виски и бренди.