Слишком чужая, слишком своя
Шрифт:
Темная вода сомкнулась над моей головой.
12
— Керстин, дорогая, не трогай револьвер, он заряжен.
Мамино лицо немного встревоженное. Не понимаю, почему. Ведь мне уже девять лет, и я все понимаю в оружии. Конечно, револьвер заряжен, иначе зачем бы я его брала? Может, папа подарит мне собственный — в день рождения.
— Мам, я пойду в тир.
— Так скажи Питеру, пусть даст тебе один из своих стволов.
Нет, мама не понимает! Если бы тут был папа, но его нет! У него задание. Он теперь редко бывает на заданиях, разве что случается что-то слишком ужасное и почти непоправимое. А вдвоем с мамой они и подавно не работают — кто-то должен позаботиться
— Ну, ма, тот ствол, что у Питера, надо сначала пристрелять, а этот я вчера уже пристреляла. Ну, когда ты была у дока.
Черт, я все-таки проболталась! Не зря Стен говорил, что злейший враг женщины — это ее язык А женщина-агент должна вдвое больше следить за собой.
— Хорошо, можешь взять. Ты — ужасный ребенок Но я хотела бы поговорить с тобой.
Опять начинается, нет! Та же сказочка о, том, что я должна ходить в школу вместе с обычными детьми.
— Ма, ну, может, потом? Я спешу в тир.
— Нет. туда ты всегда успеешь. Питер торчит там круглосуточно, — она берет меня за руку и усаживает рядом с собой. — Керстин, я беспокоюсь. Пойми, здесь не место для девочки твоего возраста. Тебе нужны подруги, ты должна общаться с детьми, а не носиться туда-сюда по базе, перенимая все подряд от наших инструкторов. Это не очень хорошо.
— Мам, я уже была в школе. Целых два дня. Я больше не хочу туда, они там все какие-то чокнутые, мне там скучно, и на уроках скучно, я давно уже знаю то, что они учат. Я не хочу. Я лучше пойду в тир.
Я поспешно срываюсь с места и мчусь к Питеру в тир. Только бы не видеть ее красивого опечаленного лица, потому что это из-за меня она расстроилась. Но что я могу сделать, если в школе Линкольна, в Сан-Диего, я чувствовала себя как на Марсе?! Они все там чокнутые. Особенно эта дура мисс Олтон. Она так отвратительна, что меня просто передергивает при одной мысли о том, что бывают на свете такие мерзкие женщины. А ее возглас: «Ты такая хорошенькая куколка!» Видели вы такое? Куколка! Мне захотелось пнуть ее хорошенько, но Стен говорил об эмоциях, так что пришлось мило улыбнуться. Но когда на другой день на перемене какой-то ублюдок лет тринадцати, белый, рост пять футов десять дюймов, решил немного поразвлечься тем, что подставил мне ногу, а потом полез в мои карманы, я не сдержалась. Зубы, наверное, ему уже вставили, а вот перестал ли он хромать — так это вряд ли. Не сойти мне с этого места! Я-то сломала ему ногу в двух местах. Ну и орал же он! А меня таскали к психологу, и этот болван на полном серьезе пытался внушить мне, что я должна была позволить почистить свои карманы, а насилие недопустимо, даже если бы меня убивали. Я-де должна в этом случае дождаться полицию. И все такое прочее. Я поняла, что не смогу сосуществовать с этими дикарями, и больше не захотела вернуться в школу. Да меня и не заставляли. Меня защитил дядя Макс. Все остальные называли его «босс». Или шеф. Как кому нравилось. Он тогда поговорил с мамой и папой, ну а я все слыхала, потому как прицепила к маминому кармашку «жучок». Дядя Макс сказал такую штуку:
— Чем вы думали, когда посылали ее в эту школу? Вы что, не понимали, каким это будет для нее стрессом? Она родилась и выросла здесь, на базе. Не перебивай меня, Нина, я должен сказать. Она выросла среди людей, для которых насилие — обычная работа. Так сложилось, что нигде больше она не была бы в безопасности. Мы все это знаем. И нравится вам это или нет, но она переняла все, чему мы здесь учим агентов. Она уже сейчас — опасное оружие, сама по себе, потому что с самого рождения видела только нашу базу, и то, что здесь происходит, для нее — обычная вещь. Она еще не понимает, что может быть как-то по-другому. Она сможет это понять, когда повзрослеет. А в школе она среагировала так, как считала естественным: победила врага. И то, что ей там успели наговорить, она восприняла как что-то... странное. Противоестественное. Так что оставьте лучше ее в покое, со временем
— Но, босс, вы понимаете, мы хотим, чтобы у нашего ребенка была нормальная жизнь. Чтобы она жила среди обычных людей...
Бедная мама, а почему она сейчас ненормальная? Тут так интересно!
— Нина, ты говоришь глупости, — дядя Макс всегда меня защищает. — Как вы это себе представляете? Она никогда не будет такой, как вы бы хотели. Среда, в которой она выросла, люди, с которыми она общалась с рождения, — все это сделало свое дело. У нее психология идеального агента — уже сейчас. Собственно, не стоит забывать еще о такой вещи, как наследственность. Ты, Нина, работала в службе безопасности в своей стране, ты, Рон, много лет работаешь на меня. Вы оба — одни из лучших. И когда вы встретились и решили объединить ваши жизни, то должны бы подумать о тех способностях, которые будут иметь ваши дети. И вы понимаете, что нигде, кроме этой базы, ни ты, Нина, ни ваша дочь не будете в безопасности. Не забывайте, кому вы наступили на хвост в Египте, во время вашего последнего общего задания. А девочка сама во всем разберется. Позже.
— Но, босс, мы уже решили, что Нина уедет отсюда, поселится в маленьком городке, мы...
— Рон, ты говоришь глупости. Нина не может уехать отсюда. Во-первых, это небезопасно. Во-вторых, что она будет делать в маленьком городке? Вязать на спицах и разводить цветы? Смешно. Она прекрасный инструктор, мне некем ее заменить. А в-третьих, это расстроит Керстин. Неужели вы не понимаете, что она чересчур другая, нравится вам это или нет.
– Но...
— Рон, он прав.
Конечно, ма, дядя Макс всегда прав! Иначе кого-то другого называли бы здесь боссом.
И вот теперь опять этот дурацкий разговор. Нет, я не хочу туда. Мне нравится ходить в тир к Питеру, к Стену на курс диверсионной работы, к Мицуко на татами. Мицуко красивая, очень красивая. Не такая, как мама, но тоже. И она меня понимает. И еще многие. Только папа с мамой почему-то решили, что я должна жить там, где нельзя защищаться. Там это преступление. Я не понимаю этого, мой мир понятнее. Когда на тебя нападают, ты должна защищаться, другой жизни у тебя нет. Опасность бывает разная, так что не всегда надо убивать противника, иногда достаточно просто нейтрализовать его. Но это редко. Агент должен разбираться в этих тонкостях. А что здесь понимать? Если бы на меня напал взрослый, я бы его убила. Подпустила бы к себе поближе и... есть способы. Но там был просто мальчишка, он хотел навредить мне, но не убить. Я же его тоже не убила! Не о чем даже говорить. «Это не девочка, а чудовище! За такой ангельской внешностью — такая ужасная жестокость!» — это уродина мисс Олтон так визжала. Идиотка!
Мы живем здесь очень давно. Всегда. И этот кирпичный дом с террасами с обоих сторон, с лужайками и кленами под окнами, с качелями и горкой — единственный дом, который я знаю. Здесь у меня розовая спальня и комната для занятий — я учу уроки, но не очень старательно. Здесь мои куклы и кассеты с фильмами. Здесь мама варит обед, сюда они с папой возвращаются с заданий — по очереди. Папа — чаще. Я не хочу никакой другой жизни. Мне уютно здесь.
..А револьвер мне все-таки подарили. Питер принес мне его именно в день рождения, с самого утра. Небольшая игрушка двадцать второго калибра, крохотный «кольт» самой новой системы. Не бог весть что, но Питер заказал его специально для меня у своего приятеля оружейника Ортиса. А на рукоятке сияют перламутровые ракушки. Красиво.
— У одной принцессы сегодня день рождения! — Голос Питера разбудил меня. — Вставай принимать подарки, потому что мне уже пора бежать к косоруким дуракам, которые только патроны переводят. Вот, посмотри, что тебе принес Питер.
Я открываю коробку — и даже мама внизу услышала мой восторженный визг. Как я и хотела — мой собственный револьвер!
— Питер, она еще ребенок!
Неужели мама не понимает? Я не отдам свой ствол ни за что.
— Брось, Нина, она хороший стрелок. Намного лучше, чем большинство наших агентов. С днем рождения, принцесса! Приду к тебе вечером на праздник.