Слишком дружелюбный незнакомец
Шрифт:
— Почему я заперт?
В следующее же мгновение он сам удивился, насколько наивно прозвучал этот вопрос.
— Вы не останетесь здесь надолго, обещаю. Это все… временно.
Схватив обеими руками прутья решетки, он почувствовал, что его тело сотрясает дрожь.
— Вы меня пугаете. Что произошло?
Что произошло, он и сам прекрасно знал. По крайней мере, мог представить себе. Его накачали наркотиками, переодели, затем спустили в погреб. Кто-то даже взял на себя труд притащить сюда матрас из его комнаты. Но почему?
— Позавчера после
— Позавчера?
— Вы много спали, вам требовался отдых.
У него в голове не укладывалось, что он мог быть без сознания более суток. На самом деле даже если он каким-то образом и потерял счет времени, все равно должно быть раннее утро, не позднее.
— Вам было нехорошо. Мы устроили вас здесь, чтобы…
Она прервала свою речь, сделала шаг вперед и положила пальцы на решетку.
— …чтобы вы случайно не поранили себя во время сна.
Да что она плетет?
Если ему было нехорошо, зачем тогда надо было запирать его в погребе? Брайану показалось, что он каким-то образом оказался на месте человека, которого по ошибке поместили в психиатрическую больницу. Не хватает только смирительной рубашки…
— Я что, пленник?
«Пленник»… Это слово, так естественно вылетевшее у него изо рта, показалось ему странным. Но никакого другого он не находил. Ему хотелось выть, осыпать ее ругательствами, но в то же время он был парализован страхом.
— Ну-ну, не говорите глупостей! — произнесла она, резким движением убирая пальцы от решетки.
Знакомая интонация, которой мадам Вассер иногда пользовалась, чтобы мягко сделать ему замечание. Когда он лишний раз спрашивал разрешения… когда извинялся за какой-нибудь пустяк…
Эти дружеские слова подействовали на него так, будто повернули выключатель. Брайан сразу же понял, что она не ответит на его вопросы. Потому что ей нечего ответить. По крайней мере, ничего разумного.
Конечно, он пленник! Как еще назвать человека, которого удерживают против его воли?
— Возьмите, вам нужно принять таблетки.
С этими словами она протянула ему две белые пилюли, на которые он едва взглянул.
— Где месье Вассер?
Брайан задал этот вопрос бездумно, только для того, чтобы попытаться удержать собеседницу в подобии нормального состояния.
И увидел, как на ее лице появляется гримаса.
— Сейчас это вас не должно волновать.
— Но неужели он согласился с?..
Он с усилием повернулся к своей камере — в первый раз он назвал нишу в погребе этим словом — и широко развел руками в воздухе.
— …вот с этим?
Лицо стоящей напротив него женщины захлопнулось, будто устричная раковина.
— Это все именно из-за вашей ошибки, Людовик!
Брайан подпрыгнул. Она повысила голос. Он увидел, как напряглось ее тело, как пальцы разжались и легли на бедра. На короткое мгновение он даже почувствовал себя виноватым, что довел ее до этого.
— Вы так торопились нас покинуть! И что на вас такое нашло? Вы объявляете, что собираетесь завтра
Не глядя на него, она будто произносила заученный монолог. Ее пальцы расслабились, она заправила за ухо прядь волос. Возбуждение спало, и мадам Вассер снова заговорила почти нормальным тоном:
— Извините меня, Людовик, мне не следовало сердиться. Ваша реакция совершенно понятна. Вы оказались здесь, в этом недружелюбном месте… Мне бы очень хотелось, чтобы все произошло совершенно по-другому. Но скоро все устроится, вот увидите.
На лбу его выступила капля пота. Начиная с этого мгновения, будто в его мозгу кто-то нажал кнопку «противоположное направление», Брайан начал все ненавидеть в этой женщине: ее псевдокультурный тон, гладкие формулировки, неизменно приличный вид, что бы ни произошло. В конечном итоге, самым страшным было то, что на самом деле она ни капли не изменилась. Если не считать вспышки гнева, это была та же самая женщина, с которой он сталкивался каждый день на протяжении двух месяцев. И за исключением того, что сейчас между ними были эти чертовы железные прутья…
На самом деле Брайан хотел, чтобы она по-настоящему разозлилась: тогда он, по крайней мере, будет знать, как вести себя с ней. Но она стояла перед ним, невозмутимая, будто гранитная стена, за которую невозможно зацепиться.
— Сейчас я должна вас покинуть, Людовик. Вам следует немного побыть здесь одному, чтобы привыкнуть к этой ситуации. У вас есть вода, чуть позже я принесу вам поесть.
Нет, она не может оставить его вот так! Бросить, не ответив ни на один из вопросов!
— Подождите!
Уже поставив ногу на первую ступеньку, она повернулась к нему.
— Что такое?
Он понял, что имеет право только на одну просьбу.
— По крайней мере, зажгите мне свет, пожалуйста. Лампы дневного света… Я не хочу оставаться здесь в темноте.
Ее лицо, причудливо разделенное на части тусклым светом, доходящим из дома, было лишено всякого выражения.
— В темноте лучше думается, Людовик.
С этими словами она исчезла из его поля зрения.
Теперь он слышал только звук ее шагов на лестнице. Настолько отчетливый, что Брайан мог сосчитать количество ступенек.
Более ощутимый скрип предпоследней ступеньки… Какой-то скрежет…
Дверь снова закрылась.
Несколько минут, пока его глаза снова не привыкли к темноте, вокруг царил непроглядный мрак.
Единственное, что он слышал, — это звук учащенного дыхания и скрип ногтей о прутья железной решетки.
Затем он начал кричать.
Пока не сорвал голос.
Несмотря на уверенность, что это не поможет.
3
Рухнув на матрас, Брайан принялся плакать — безудержно, как маленький.