Слишком хорошо, чтобы быть ложью (1)
Шрифт:
Рассказать всё отцу? Уйти из дома? А тем временем какая-то непреодолимая сила тащила меня ещё глубже. В ту самую глубину, которой, вероятно, не было. Которую выдумал я сам.
Действительно, может, я сам это придумал? Лизу, влюблённость, всё остальное? Да, было бы хорошо, если бы всё оказалось именно так.
И ещё эта Дженни. Я улыбнулся ей, и она с готовностью ответила вежливой улыбкой.
Влюблённое выражение, которое пряталось в её глазах, наверное, должно было тешить моё самолюбие – но на самом деле мне было немного противно. И
Пару недель назад мы ужинали у нас дома. Дженни очень понравилась и отцу, и Лизе.
На следующий день отец решил прочитать мне лекцию, которая началась словами:
– Я понимаю, что ты уже не ребёнок, Брайан, и тебе прекрасно известны все подробности о том, откуда берутся дети. Но есть вещи, которые ты должен знать.
Во время разговора о мужской чести, уважении и доверии в отношениях я краснел и бледнел, проклиная себя за опрометчиво принятое решение пригласить Дженни домой.
Я разозлился и сообщил отцу, что человеку, который изменял своей жене направо и налево, об этом говорить не пристало.
– Ты слишком глуп, чтобы понимать всё это, Брайан, – закончил разговори отец.
После этого мы объявили друг другу бойкот и не общались неделю.
– У тебя что-то случилось? – спросила Джейн.
– У меня? Нет-нет. Просто задумался.
– Нам ещё долго?
– Мы почти на месте. Ещё один поворот.
Я повернул направо и поехал медленнее в поисках места для парковки.
– Какой красивый парк! – восхитилась Дженни, разглядывая рощицы по ту сторону улицы.
– Я часто тут гуляю. Вообще-то, там дальше – с другой стороны – есть стадион, где мы с Беном бегаем почти каждое утро. Но парк, разумеется, представляет совершенно особенную ценность. Ночью тут гораздо красивее, чем днём. Можно пройтись. Подумать о жизни.
Мы оставили машину и отправились любоваться парком.
У парка было две стороны. Одна, как я уже говорил – тот самый стадион. А вторая – так называемые "зелёные лёгкие". Бесконечные газоны, деревья и кусты.
Именно зелёную часто захотела посмотреть Дженни, и я ни капельки не удивился – уж чем-чем, а спортом она не интересовалась никогда, и до стадионов ей не было дела.
– Тут здорово, – сказала она, не отпуская моей руки – я люто ненавидел держаться за руки, но Дженни видела в этом какой-то тайный смысл, и разочаровывать её мне не хотелось.
– Да, побольше бы таких мест. Сейчас все только и делают, что строят офисы и заводы.
– И мало осталось тех придурков, которые любят копаться в саду.
Я тихо рассмеялся.
– Один из этих придурков – мой отец.
Джейн смутилась.
– Прости, Брайан.
– Ничего страшного. В этих словах есть доля правды.
– Как ты можешь так говорить о своих родителях?
– Прости, Джейн.
Мы присели на мягкую траву под развесистым деревом. Я закурил, и Дженни тоже взяла из моей пачки сигарету. Разумеется, она не курила, как и подобает хорошо воспитанной девушке из семьи преуспевающих адвокатов. Сигарета в её образ совершенно не вписывалась, и курила она очень забавно – я редко удерживался от улыбки.
– Папа говорит, чтобы я не увлекалась, – сообщила мне Дженни.
– Чем?
– Не чем, а кем. Тобой. Он говорит, что ты научишь меня плохим вещам.
Я помолчал.
– Это из-за моего отца?
– Да, вероятно. Ты ведь знаешь, что о нём говорят. И эта Лиза. Она плохая, Брайан. – Дженни посмотрела на меня. – Я увидела её и поняла, что она плохая.
Очень.
Я повертел в руках ключи от машины. Внезапно мне стало противно. И немного смешно.
– Что в ней плохого? – спросил я, наконец.
– У неё странные глаза. Плохие.
– Злые?
– Нет. – Дженни задумалась. – У неё пошлые глаза.
Я рассмеялся.
– Что же в этом плохого?
– А ты не понимаешь?
– Вероятно, пойму, но только если ты мне объяснишь.
Дженни посмотрела на меня, и смеяться мне сразу расхотелось.
– Вы хорошие друзья, – сказала она. – Что вас связывает, Брайан?
– Пороки.
Дженни замолчала, всем своим видом показывая, что разговор ей противен. Я заметил это даже в тусклом свете уличного фонаря.
– Что это значит? – задала она вопрос.
– Что значит слово "пороки"?
– Нет. О каких пороках ты говоришь?
– О человеческих пороках. О пороках, которым подвластны те, у кого есть тело и чувства.
– Но ведь… у всех разные пороки.
– Отнюдь. Просто мы по-разному ими наслаждаемся.
Дженни вернула мне вторую сигарету, которую собиралась выкурить.
– У меня нет пороков, – тихо проговорила она.
– Они есть у всех. Просто ты до сих пор не понимаешь, от чего тебе плохо, а от чего тебе хорошо. Желаю тебе встретить человека, который тебе это объяснит.
Такого, какого встретил я.
– Уже поздно. Едем домой, Брайан. Папа будет злиться.
Я возвращался домой в состоянии эйфории, которой, как ни странно, не видел причин.
Джейн моей радости явно не разделяла, и поэтому молчала всю дорогу. Когда мы подъехали к её дому, она молча кивнула мне на прощание и скрылась за дверьми.
Ничего не может быть скучнее людей, которые являются или стараются казаться идеальными, размышлял я. Наигранность в поведении Джейн раздражала и отталкивала.
Казалось, сними она эту прозрачную вуаль притворства – и всё встанет на свои места. Пойми она то, что понял я… или я просто подсознательно искал в ней сходство с Лизой и разочаровывался каждый раз, когда осознавал, что его не может быть? От этой мысли меня передёрнуло. Может ли это быть? Конечно. Запросто. И ровным счётом ничего хорошего в этом нет.
Увидев выскочившую на дорогу кошку, я тут же вернулся к реальности – резко нажал на педаль тормоза и посигналил полуночному животному. Кошка в страхе метнулась в кусты. Не надо отвлекаться за рулём, сказал я себе. Не хватало ещё попасть в аварию из-за какой-то кошки!