Слишком много кошмаров
Шрифт:
– Да что ж ты такое с ним сделал?
– Вообще ничего. Пальцем не тронул. Просто заранее попросил Базилио встретить нас на пороге гостиной. И уговорил произнести при этом фразу: «Сэр Макс, наконец-то вы привели мне ужин. Больше так не опаздывайте». Бедняге Базилио пришлось нелегко. Беда в том, что он терпеть не может пугать людей. Но я всё объяснил, и Базилио согласился, что юношу следует проучить.
– Ого. То есть история об ужасающем чудовище, которое живёт в Мохнатом Доме, тоже правда?
– Уже два дня как неправда. Мы его благополучно расколдовали.
– С ума сойти можно, как с тобой интересно! – заключил Малдо Йоз.
– Есть такое дело, – улыбнулся я. – А теперь, пожалуй, брошу тебя одного на этой страшной тёмной улице и пойду домой.
– Чтобы мне стало ещё интересней? – рассмеялся он.
– Это была бы отличная причина. Но на самом деле, я просто вспомнил, что дома меня ждёт чудовище. В смысле, красавица, в которую оно превратилось. Очень рада этому событию, но места себе не находит: «АААА! У меня есть руки! И нет хвоста! АААА! А вдруг я прямо сейчас превращусь обратно?» Надо её морально поддерживать.
А что меня самого надо морально поддерживать после всех этих душу наизнанку выворачивающих разговоров, я, конечно, говорить не стал. С восхитительной пылью, только что пущенной в чужие глаза, подобные признания не очень-то сочетаются. Безвкусица. Не люблю.
– Спасибо за идею строить по частям, – сказал на прощание Малдо. – Пока мы сидели, я понемножку крутил её в голове. И слушай… Нет, ничего не стану говорить. Сам увидишь, что будет.
– Ладно, не говори, – согласился я. И исчез.
В смысле, пошёл домой.
В доме горел свет, но было непривычно тихо. Даже Друппи не бросился мне навстречу, чтобы немедленно повалить на ковёр, выразив, таким образом, безграничную радость по поводу моего появления и заодно проучив за долгое, по его меркам, отсутствие. Вместо этого пёс встретил меня на пороге гостиной и деликатно уткнулся носом подмышку, благо для этого ему даже на задние лапы вставать не обязательно, достаточно голову повыше задрать.
Причина столь сдержанного поведения прояснилась сразу: в гостиной меня ждала не только Базилио. Второе кресло занимал сэр Шурф Лонли-Локли, чьё присутствие неизменно действует на собак, как смирительная рубашка. И их можно понять.
– Выглядишь, как Магистры знают что, – укоризненно сказал он.
Я очень удивился. До сих пор моя манера одеваться возмущала только Мелифаро. Вот уж никогда не думал, что Шурф станет укорять меня за отсутствие какого-нибудь золотого лоохи до пупа, или что там нынче все дружно носят.
– Я имею в виду твоё лицо, – подсказал он. – Очень хорошо, что ты наконец стал мастерски изменять внешность. Дело за малым: научиться не забывать, что ты это сделал. И возвращать себе нормальный облик, когда приходишь домой, а не ждать, пока само пройдёт.
– А разве важно, как я выгляжу?
– Положа руку на сердце, не очень. В данном случае значение имеет не облик, а безупречность твоего
– Потрясающе, – ухмыльнулся я. – А ты до сих пор не в курсе, что в Мире существует такая удобная штука, как Безмолвная речь? Надо было прислать зов, я бы поторопился.
– Да я и собирался. Но тут в гостиную пришла Базилио и спросила, в чём смысл жизни. Пришлось сказать.
– Ну ни хрена себе. Ты и это знаешь?
Шурф только плечами пожал. Дескать, какие пустяки.
– И мне тогда скажи, – потребовал я.
– В чём заключается смысл твоей жизни, я не просто не знаю, а даже предположить не возьмусь. Правдивый ответ на любой по-настоящему важный вопрос всегда существует во множестве версий. И выбор того или иного варианта зависит от личности спросившего. Не думаешь же ты, будто смысл жизни один и тот же для всех?
– Не то чтобы думаю, но вполне допускаю такую возможность. Ладно, а Базилио ты что сказал? Или смысл её жизни – это секрет?
– Разумеется, секрет. Люди обычно предпочитают скрывать от ближних и гораздо менее важные сведения о себе.
– От тебя не секрет, – великодушно решила Базилио. – Сэр Шурф сказал, смысл жизни заключается в том, чтобы получить опыт. Наше сознание нуждается в опыте, как в пище, причём ест всё, что дают. И, представляешь, всё идёт ему впрок! Даже в тот момент, когда нам кажется, будто мы страдаем, больны или безумны, наше сознание набивает этим опытом брюхо, крепнет, растёт и взрослеет. А знаешь, что для сознания означает стать взрослым?
Я хотел было отрицательно помотать головой, но вместо этого почему-то сказал:
– Оно начинает осознавать своё бессмертие. Не верить, не надеяться, не догадываться, а просто знать.
Шурф посмотрел на меня с неподдельным интересом. Я узнал этот взгляд. Так он взирал на говорящего пса Дримарондо, когда тот, пристрастившись к чтению, начал анализировать прочитанное вслух. Дескать, надо же, я-то сам давным-давно до всего этого додумался, но от тебя подобной проницательности совершенно не ожидал.
Впрочем, ладно, пусть смотрит, как хочет. Роль учёной говорящей табуретки всегда была мне к лицу.
– Да, именно так он и сказал, – подтвердила Базилио. – А знаешь, что особенно здорово? С этой точки зрения получается, что неудавшихся, несчастливых судеб вообще не бывает, даже если родился слабоумным, калекой или чудовищем, как я. Для сознания и этот опыт – подходящая, питательная еда. И потом, кроме яви, всегда есть сны. Сэр Шурф говорит, что опыт, полученный там, тоже считается. Вообще никакой разницы!