Сливово-лиловый

Скотт Клер

— Ложись снова, — говорит Роберт и протягивает мне пальцы, чтобы я облизала их, когда снова лягу.

Я ощущаю вкус мази и своей влажности, тихо постанываю, когда он ставит яйцо на самую низкую вибрацию.

— Что ты вынесла из урока, дорогая? — спрашивает он, вынимая пальцы из моего рта.

— Я не должна уклоняться от стимуляции. У меня столько оргазмов, сколько ты пожелаешь. Не больше и не меньше.

— Правильно. Очень хорошо. Это одна из причин, почему я так люблю яйцо.

— Потому что я не могу уклониться от этой стимуляции?

— Точно. Ты можешь извиваться как

угодно, но это не прекратится, пока я не решу, что достаточно.

— М-м-м, да. Я тоже очень люблю эту штуку. По многим причинам. Но это определенно одна из них.

Лосьон на короткое время делает состояние терпимее, и через полчаса я прошу Роберта снова нанести мазь. Он делает это, но в то же время устанавливает яйцо на самый высокий уровень. Боль в половых губах, яйцо внутри меня и искусные пальцы Роберта означают, что мне не требуется много времени, чтобы понять, что я вот-вот кончу.

— Роберт, — задыхаюсь я, — Пожалуйста, можно я… кончу? О, пожалуйста!

— Можно, — отвечает он и улыбается мне.

Я закрываю глаза и хватаюсь за плечо Роберта, со стоном кончаю, мои колени подгибаются, и я бормочу его имя.

— Ложись, — шепчет он, вынимает яйцо. — На сегодня достаточно.

Эпилог

Небо выглядит так, как выглядит небо, и все же так по-другому. Другие созвездия. Южный Крест. Я не знаю остальных названий, но это не имеет значения. Ночь ясная и теплая, а ветер, словно шелк, ласкает кожу, нет, словно шелк ласкает самую нежную детскую кожу. Шум моря поглощает все остальные звуки, прибой поет свою вечную, нескончаемую песню. Я дую на горлышко пустой пивной бутылки — в этой симфонии воды, песка, камней, ракушек и ветра звук едва слышен.

Я вздрагиваю, когда Роберт падает на песок позади меня. Тянется, забирает пустую бутылку и кладет мне в руку ледяную, полную.

— «Куперс пейл эль». Тебе должно понравиться.

Я делаю глоток и зарываю пальцы ног в песок.

— О да, это пока лучшее австралийское пиво.

Роберт мягко чекает своей бутылкой о мою и притягивает ближе, так что я прислоняюсь к его обнаженной груди. Несмотря на шум моря, слышу, как он пьет большими глотками.

Послезавтра мы улетаем домой. Четыре недели буквально пролетели незаметно. Три недели мы путешествовали с рюкзаками, последнюю — провели в доме недалеко от пляжа, в одиночестве. Завтра в полдень мы поедем в Сидней и проведем еще одну ночь в отеле.

У нас позади три ванильные недели. Во время пешего тура мы не играли в Дома и Сабу, а потому все с большим нетерпением ждали этого одинокого дома, чтобы снова по-настоящему насладиться — хотя и без каких-либо приспособлений и игрушек. Потому что ни один из нас не хотел таскать свое оборудование на спине три недели. Так что была только порка рукой и четкий акцент на психологическую составляющую — что было для меня очень волнительно, очень приятно и необыкновенно прекрасно. Я, как и Роберт, наслаждалась каждой минутой, это было явно заметно. Отпуск был фантастическим, и я влюбилась в страну и людей так же, как Роберт в свой первый приезд. Прощание дается мне неожиданно тяжело, и я чувствую легкую ностальгию, уже тоскуя по домику, который мы завтра покинем. На долгое время. Или навсегда.

Потому что в следующий раз Роберт точно захочет поехать со мной на западное побережье. Факты, которые он изложил мне в постели накануне вечером. Я с нетерпением жду этого, потому что поход оказался веселее, чем я могла себе представить.

Я чувствую на своей шее прохладные из-за пивной бутылки пальцы Роберта, он гладит и массирует меня. Прикосновение нежное и успокаивающее.

Свободной рукой — должно быть, он поставил бутылку с пивом на песок — обхватывает мой живот, я чувствую, как его подбородок устраивается на моем плече. Несколько минут мы молча смотрим на темное море. Свет на крыльце дома горит, чуть-чуть освещая пляж, на котором мы сидим.

— Ты не в зоне, — тихо говорит Роберт мне на ухо и целует меня в плечо.

— Нет, — отвечаю, — мне слишком грустно, чтобы быть в зоне прямо сейчас.

— Грустно?

— Да. Потому что мы возвращаемся. К суете, к напряжению, к шуму. Мне очень понравился отпуск. Как никогда прежде.

— Мне тоже. Я хотел бы приехать снова. При слегка измененных условиях.

— Ага? И при каких? Ты решил эмигрировать?

— Боюсь, австралийцы не жаждут нас тут. Нет, я говорю про отпуск. Про особый отпуск. Здесь, в этом доме, на этом пляже. В следующем году снова в январе или феврале, как нам удобно. Или, может быть, даже в этом году в декабре.

— Какой особенный отпуск? Без рюкзака и только зона? Или просто рюкзак, на западном побережье? Или что?

— Я бы позволил тебе это решить, что захочешь. Особенность, Аллегра, в том, что эти каникулы будут называться — «медовый месяц».

Мгновенно оборачиваюсь и становлюсь перед ним на колени на песке на четвереньки, как только он заканчивает фразу. Роберт улыбается, и я откидываюсь назад, сижу на икрах и смотрю на него. У меня нет слов.

— Аллегра, не окажешь ли ты мне честь стать моей женой? — спрашивает он, очень серьезно глядя на меня.

— Это… действительно предложение руки и сердца? — шепчу я, прикрывая рот рукой.

— Должно быть, да.

Роберт улыбается и берет мою свободную руку в свою.

— Ты выйдешь? Пожалуйста?

Роберт Каспари спрашивает, он почти умоляет, моего согласия. Теплым летним вечером, на пустынном пляже, под звездами. Я бы не приписала ему столько романтики. Все еще не могу ничего сказать и вынуждена сосредоточиться на дыхании. Роберт больше не настаивает, он переплетает свои пальцы с моими и позволяет мне насладиться моментом. Так же, как тот всегда позволяет мне наслаждаться моим полетом фантазии. Он поймает меня даже после падения и останется рядом.

Когда я и через три минуты все еще ничего не сказала, Роберт шепчет:

— Хочешь, чтобы я умолял?

— Да, — говорю я через несколько секунд от всего сердца.

Я хочу, чтобы этот мужчина принадлежал мне, чтобы я всем могла сказать: «Мы женаты. Мы вместе. Окончательно и бесповоротно». У каждого Дэвида, у каждой Джудит, у любого перед носом была бы большая табличка с официальным заявлением: «Роберт любит Аллегру. Аллегра любит Роберта».

— Какое «Да» это было? «Да, Роберт, попроси еще немного» или «Да, Роберт, я хочу быть твоей женой»?