Слияние Граней
Шрифт:
– Варавву нам, Варавву!
– бесновалась толпа - Этого распни, кровь его на нас и на детях наших!
– Народ жестокий и алчный, что же не говорят первосвященники твои, а скрылись, желая обагрить невинною кровью мои руки? Римское правосудие сурово, но справедливо - Иисус, прозываемый назарянином, будет взят под стражу и доставлен в Рим для разбирательства самим цезарем Тиберием. В честь же праздника Пасхи будут выпущены приговоренные к распятию. Я сказал.
Толпа растерялась от такого исхода, но центурион приказал бить в щиты, в знак что пойдут в ход мечи, а прокуратор повернулся спиной. В толпе не было первосвященников, указывающих что говорить за динарии, посему, разочаровавшись что казни не будет, спешили разойтись. Прокуратор омыл руки в розовой воде, тщательно оттирая пальцы словно от скверны:
– Ты прав, Путник. Сей алчный народ не достоин благоволения Бога истинного, я славлю небо, что не дало ныне пролить мне кровь. Но что делать нам, ибо Каифа уже послал цезарю письмо с клеветой, не было его людей в толпе.
– Ах он песий сын! Мы явились ему раннее тебя, но сердце его исполнено желчи, не внял он рассудку, но не глушился принять деньги, назначенные на милость убогим у храма.
Путник посмотрел на опечаленного Христа:
– Как быть нам, ибо не могу то, что от начала времен под силу лишь Тебе?
– Пусть дальше все свершится как должно, и искупленьем станет кровь-вино.
– О чем он - посмотрел с удивлением Понтий - я не понял сего предсказания.
– Кажется, знаю, что молвит Господь - поднялся одергивая плащ Путник - есть ли человек верный, чтобы остался вместо тебя пока нагоняем гонца к цезарю?
– Есть человек верный и неподкупный, но нет лошадей крылатых, ибо сейчас третий час дня, а гонец выехал пред рассветом.
– Это меньшая из проблем. Есть у меня колесница, могущая домчать до края земли во мгновение глаза – глядя невидящими глазами произнес в пустоту – «Анастасия», снизойди во славе Божией, незримо и неосязаемо всем, кроме дома сего.
– Слышу глас твой, се гряду - донесся из выси голос потрясший основание вздрогнувшего дома.
Закинув полу плаща на руку, путник отворил тяжелую дверь и шагнул на мощеные мрамором плиты под жаркие лучи. Хотя нет, казалось, что на чело небесного светила легла некая дымка, словно сходящее с небес клубящееся облако. О чем-то говорящие с Петром легионеры задрали головы вверх, наблюдая как сияющая молниями пелена сходит долу.
– Не бойся, Понтий. Се зришь славу Божию сходящую с небес. Благословен дом твой и люди твои, отстоявшие Сына Человеческого и обретшие сим благодать у Бога.
Бурлящее облако сошло вниз, зависнув над плоской крышей обдавая потоком дрожащего влажного воздуха. Прокуратор застыл в благоговении, созерцая как из облака выходят мужи с лицом подобным молнии, склоняясь в почтении перед Сыном Человеческим. Римляне рухнули на колени, прижимая сжатую руку к сердцу в знак признания божественности мессии.
– Мужи римские, зрящие славу небесную! Запомните день сей, чтобы передать свидетельство о Сыне Божьем потомкам. Если сам Бог за нас, то кто против нас? Ждите, вскоре вернемся.
– 03 -
Стасу, вторым из огненных исполинов был он, вдруг подумалось, а была ли в действительности человеческая история, или же ее, прикрываясь божественным статусом, писали вышние, которых впервые переиграли на их же поле упреждая на несколько ходов вперед, переписывая казалось бы незыблемое произошедшее? Взять хотя бы Христа. До сих о нем спорят, за него убивают, отдают же свою куда реже, а вот он сидит рядом, на расстоянии вытянутой руки. Совсем реальный, совсем простой, человеческий. Хотя в залитой светом рубке «Анастасии», в накинутой на плечи багрянице и струйками спекшейся крови он выглядел странно, но все же был обычным человеком из плоти и крови, удивленно присматриваясь к работающим у терминалов людям. Кто-кто, а он точно знал, что те были отнюдь не грозными ангелами, а людьми. В суматохе Гефсимании Стас не успел как след рассмотреть мессию. Но ничего необычного в нем не было: смуглое восточное лицо, глаза, внимательные и удивленные. В целом, каноничная внешность Спасителя, симметричные черты, не имеющие еще оттенков византийской иконописи. Они будут привнесены позже, на этот раз куда точнее и полнее, люди успеют запечатлеть живым. Почувствовав на себе взгляд он обернулся, но Стас не отвел и не опустил взгляда, всматриваясь в едва отливающие сталью глаза. Спаситель как-то неловко, растеряно улыбнулся, Понтий же, сидевший рядом со Стасом вдруг спросил:
– Боги ли вы?
– Разве у человека непременно должен быть господин милующий и карающий, однажды должно стать равным, не возвышаясь над слабым и не склоняясь перед сильным.
– Знать бы, утверждение это или вопрос - покивал головой прокуратор - Смотря на это, вы боги, но глядя в глаза - люди. Я довольно прожил на свете, чтобы понять - боги глухи к мольбам смертных, сходят, когда нужно им. Им нет дела до судеб людских.
Спаситель едва заметно вздрогнул, но ответил:
– Я пришел чтобы изменить, показать, что нужно верить в себя, а не придуманных богов. Пройдут сотни лет и эти, казалось бы простые слова будут извращены, соделывая меня далеким заоблачным божеством, милосердным, но чуждым милосердия. Но глядя на них имею радость ожидая рассвет. Пройдет время, иегемон, каких-то две тысячи лет, и сыны человеческие станут выше небес, дотянуться до самих далеких звезд, но в отличие от нас останутся куда больше людьми.
– Не хочешь ли ты сказать, что они наши далекие потомки?
– распахнул в изумлении глаза прокуратор - Но как же боги?
– Боги - страх сумерек, они же - полдень, под которым исчезает обличаясь всякая ложь. Но между сумерками и новым днем темень разума, где безраздельно правят божества.
– Они есть вымысел разума, или и вправду за твердью небесной живут сходящие исполины?
– К сожалению, живут. Далеко не боги, не всегда исполины, но являющие себя таковыми, держа нас в путах страха и невежества сильнее железного ошейника. Я пришел сказать правду, оказалось, рано ее открывать, истина страшит неготовых, вам сейчас куда нужнее обычное милосердие и прощение если не других, то хоть себя.
– Дивны речи твои, Господи. Не мудрено что за них тебя ныне желали распять. Бесстыдство и корысть точит детей Израиля подобно ржавчине, право, мне не понятен твой выбор.
– Не здоровые нуждаются во враче, но больные.
– Мало мудрости принять смерть там, где надобно жить, некоторые раны прижигают каленым железом дабы не сгнила вся плоть. Но если сие уже свершилось, зачем же мы?
– Кто сказал тебе, иегемон, что единожды свершившееся является таковым навсегда?
– повернулся к прокуратору Брама - Будущее куется не где-то и когда-то, оно вершится сейчас.
Прокуратор хотел ответить в духе римских мыслителей, но Путника позвали к большому окну сквозь которые были видны клубящиеся внизу облака.
– Мы засекли гонца, ты не поверишь...
– Поверю - скрестил руки на груди Брама - обычно случается именно то, чего совершенно не ждешь. Это тарсянин.
– Откуда ты знаешь?
– Синхр я, или погулять вышел? Пусть хоть что-то идет как положено. Господи, можно тебя на два слова?
Мессия с готовностью шагнул к окну, прокуратор не желая терять лицо последовал за ним, опасливо посматривая вниз.