Сломанные крылья
Шрифт:
Петр Васильевич был в своем кабинете. Он улыбнулся сыщикам:
– А у нас успехи. Вера Михайловна со мной вчера минут тридцать буквы рисовала. Кое-что получилось.
Он протянул Сергею листок бумаги.
– Это «А», это «Л», больше, пожалуй, ничего не разберу, – сказал Сергей. – А нельзя сегодня повторить урок?
– Можно, конечно. Не знаю только, как она отнесется к посторонним людям.
– Это я посторонний? – возмутился Вадим. – Да мы, можно сказать, из одной тарелки едим.
– Так и знал, – невозмутимо заметил Сергей. –Подъедаешь у больного, беспомощного человека.
– Я? Да я просто пример
– Ладно уж. Возбуждай. Я тоже, как увижу обжору, сразу есть хочу. Так что, Петр Васильевич, пойдем, попробуем?
– Милости прошу.
Очень похудевшая Вера Михайловна беспокойно посмотрела на группу посетителей. Петр Васильевич подошел к ней и погладил по руке:
– Вера Михайловна, здесь все – ваши друзья.
– А некоторые – почти родственники, – вышел вперед Вадим и сел на стул рядом с кроватью. Она попыталась улыбнуться.
– Да, – вскочил Вадим, – этого вы не знаете! Не беспокойтесь, это со мной, – он покровительственно похлопал Сергея по плечу.
– Снижу зарплату, – почти не разжимая губ, проговорил Сергей.
– А мы к вам на урок чистописания, – радостно произнес Петр Васильевич. – Вы вчера не устали?
Вера Михайловна отрицательно покачала головой.
Минут через двадцать они, взволнованные, вышли с новым листом бумаги. Петр Васильевич долго рассматривал буквы, больше похожие на иероглифы, и, наконец, разочарованно произнес: Нет, ничего не понятно.
Сергей взял листок у него из рук, долго смотрел и вдруг сказал:
– Что значит «непонятно»? Посмотрите под углом, она ведь писала лежа. Это слово «машина».
Глава 14
Ирина Васильева проснулась на рассвете от звонка в дверь. «Показалось, наверное», – решила она и собралась спать дальше. Но сон как-то совсем улетучился, и она тихо, стараясь не разбудить мужа, спустилась со второго этажа коттеджа, где располагалась спальня, и открыла входную дверь. Сначала она ничего не увидела, только показалось, что в калитку кто-то вышел. Затем услышала странное покряхтывание рядом. «Ежик, что ли?» И тут увидела младенца, совсем крошечного, завернутого в старый шерстяной платок. Она схватила его, внесла в комнату, положила на стол, развернула. Господи Боже мой, да он родился только что! И уже губками шлепает, есть просит. Что ж ему дать?
– Толя! Толя! Скорее спускайся! – закричала Ирина на весь дом. Муж скатился с лестницы, перепуганный насмерть.
– Ты только посмотри, – сказала Ирина, – нам ребенка подбросили.
– Какого ребенка? Как подбросили? Кто? Их что теперь, как листовки, во дворы швыряют?
Муж был встрепанным, не до конца проснувшимся и ошалевшим.
– Ты подожди, Толя, речи произносить. Ребенок, по-моему, только что родился. Он же есть, наверное, хочет. Вот что главное.
– Если ты со мной советуешься, то в холодильнике буженина есть, помидоры, кока-кола. Спроси, что он любит.
Толя решился приблизиться к столу.
– Если я не ошибаюсь, это мальчик.
– Толя, даже ты не мог бы ошибиться в этом вопросе.
– И, мне кажется, у него все на месте. То есть его выбросили не из-за уродства.
– Толя, он хорошенький, как ангел. Полей голову холодной водой и придумай что-нибудь.
– Ир, тут думать не о чем. В милицию надо звонить. Они его отвезут в больницу или приют. Там придумают, чем покормить. Не первый он такой бедолага и не последний.
– Нет, подумай все-таки. К нам, можно сказать, с неба свалился новорожденный младенец. Мальчик. Красавец весь из себя. А я никак столько лет родить не могу. Не пойму, почему ты от меня не уходишь. Ты предлагаешь его отдать в приют? Да там с ним могут сделать что угодно, хоть на органы разобрать.
– Ты что говоришь-то?
– Я, в отличие от тебя, телевизор смотрю, газеты читаю. Детьми сейчас торгуют, как золотом и нефтью.
– Ну, что ты детективы развела!
– Хорошо. Он просто станет подкидышем, детдомовцем. А я буду подушку грызть каждую ночь из-за того, что развернула этот платок?
– Ты хочешь, чтобы мы оставили его себе?
– Да.
– Но без милиции и врачей все равно не обойтись. Надо вызывать.
– Ты прямолинейный, Толя. Я скажу то, что тебе не понравится, но все равно послушай. А вдруг его украли, что-то не получилось, и подбросили в первый попавшийся дом? Тогда его искать будут как рожденного этой ночью. Мы обратимся и в милицию, и к врачам. Но через неделю, скажем, или через месяц. За это время подумаем: может, какая-то другая история у нас сложится.
– Ты понимаешь, что говоришь? Это преступление, то, о чем ты тут рассказываешь. Похищение, и все.
– Нет. Моя бабушка говорила: ничего не происходит случайно, просто так. У нас на крыльце оказался ничей младенец. Я развернула тряпки, посмотрела, у меня сердце растаяло. Толя, я всегда тебе уступаю. Но сейчас ты можешь меня просто убить.
– Ты сама-то понимаешь, что молоко у тебя в груди от растаявшего сердца не появится? Чем мы его кормить будем? Как догадаемся, что у него болит? Как объясним соседям его появление – пусть через неделю или через месяц?
– По ходу решим, – проговорила Ирина, влезая в джинсы. – Я бегу к Вале, знаешь, многодетная мать без мужа, живет на краю деревни. Сюда ее приведу. Достань деньги. Ей можно просто сказать, чтоб молчала. У нее дети с голоду пухнут. Да не бойся ты, перенеси его на диван, устрой поудобнее.
– Он описался, – повернул Толя растроганное лицо.
– Тогда подожди. Вот чистое белье. Разложи аккуратно, чтоб не было складочек.
Муж и жена посмотрели друг другу в глаза. Решение было принято.
Олег Волохов почти бегом приблизился к машине Сергея и сел рядом.
– Ну, говори быстрее.
– Слушай, я тебя предупреждал, – с жалостью посмотрел на него Сергей. – Ничего особенно важного, так, кое-что. Я тебе говорил, что мне казалось – два следующих преступления связаны с нашим делом. Сначала я просто предполагал. Потом убедился, что старая учительница, которая лежит в больнице после трепанации черепа, и убитый мальчик действительно в свой последний или предпоследний вечер разговаривали об исчезновении Оли. Мальчик что-то видел, но не хотел идти с Верой Михайловной в милицию, как та его ни уговаривала. Но он ей что-то сказал, судя по тому, что ее хотели убить. Сейчас она в сознании, но речь не восстановилась и руки практически парализованы. Но там постоянно дежурит мой парень, а врач учит ее писать. Так вот, сегодня кое-что получилось. Она написала слово «машина».