Сломанные крылья
Шрифт:
– Отчасти из-за них. Она утратила контроль над собой. Это лекарство нельзя было добавлять в спиртное. В вагоне она еще таблетки принимала.
– Так было задумано? Чтоб она умерла? Меня так подставили?
– Полагаю, нет. Но вы оставили ее одну в пустом купе. Если бы там был еще один человек, она, скорее всего, осталась бы жива. И все равно была бы пострадавшей.
– Я так понял, у меня отсюда нет обратного выхода.
– Пока мы вас задержим ненадолго: явка с повинной, очная ставка, если вы решите, что это целесообразно. Потом – на усмотрение судьи. Вас могут
– Первый раз. Честное слово. Просто деньги были нужны.
– Проверим.
– Черт, не могу поверить, что она так умерла. Мучилась?
– Да, здорово.
– А знаете, теперь уже все равно, могу сказать. Она мне понравилась. Такая симпатичная. Я даже адрес ее записал потом, ждал ведь у подъезда. Думал, приедет, найду ее.
– Плохой способ знакомства.
– Знаю. Хреновый способ. И хреново для меня закончился.
Глава 32
Виктор лежал лицом к стене, когда его позвали в комнату свиданий. Он подумал, что это мать, и сказал:
– Не пойду.
– А кто тебя спрашивает, пойдешь или нет? Сказали: вставай. Следователь девушке свидание дал.
– Девушке? – Виктор вскочил, поправил одежду и рванулся к двери.
– Эй, ты что, на марафон собрался? Иди, как положено.
Оля сидела у стола, глядя на руки. Она поздоровалась с Виктором. Он сел напротив, не отводя глаз от ее лица, но она на него не смотрела.
– Мне тяжело было прийти к тебе, Виктор. Но я должна сказать. Моего сына нашли.
– Он…
– Да, жив и здоров, как ты и говорил.
– Ох! Ты не поверишь, как я рад.
– Это неважно теперь, поверю я или нет. Виктор, ты должен выбросить из головы надежду увидеть его. Я сделаю все, чтобы этого не произошло никогда. Да ты и не освободишься, пока он не станет взрослым. Тебя будут судить как здорового, я узнавала. Но ты, конечно, больной человек. С изуродованной душой. Мой мальчик – чистый и прекрасный. У меня хватит сил оградить его от таких, как ты.
– Осмелела ты.
– Да я, собственно, ничего уже особенно и не боялась. Кроме того, что ребенка нет в живых. А он есть. Ты не сумел растоптать мою жизнь.
– Оля, я не хотел… Я хотел… Да что с тобой говорить! Тебя уже твой амбал накрутил.
– Ты ничего не понимаешь. Я пришла не для того, чтобы тебе объяснять. Матери твоей я буду помогать. Но ты бы к ней лучше не возвращался. Останься там, где будешь, когда тебя выпустят. Если выпустят.
– Что ж ты со мной, как прокурор, говоришь?
– А как я должна говорить? Я должна говорить с тобой хуже, чем прокурор. Ты не прокурора в погребе насиловал. Ты не у прокурора ребенка отнимал сразу после рождения.
– Ты ненавидишь меня?
– Скорее всего – да. Прости и прощай. В зале суда я к тебе не подойду.
Оля быстро вышла, а Виктора конвоиру пришлось поднимать со стула почти силой.
– Че ты такой? Така гарна дивчина приходила!
Виктор вошел в камеру и заметался между стенами. Скоро открылось
Врач осмотрел его и заключил:
– Долго работал. Была бы ложка другая, голову бы себе мог отрезать с такой силищей и таким желанием. Но мы ему поможем. Будет жить и мучиться.
После похорон Нади Григорий объявил, что на поминки никого не приглашает. Только семья. Приехали Никита и Лена. Опухшая от слез кухарка уже накрыла стол. Григорий сделал ей знак, что она может уходить. Отец налил в рюмки водку, встал и сказал:
– Помянем мою дочку. Увидим сейчас ее живой, чудесной, ни на кого не похожей.
У Стеллы вырвался стон, но выпили все спокойно и молча. Они сидели за столом, как на необитаемом острове, за час до того, как его смоет волна.
– Никита! – вдруг произнес Григорий. – Скажи что-нибудь о своей жене. Скажи правду. Ты любил ее хоть немного, хоть одну ночь?
Никита встал со своей рюмкой.
– Мы были родными людьми. Мы были похожи. Мы честно смотрели друг другу в глаза. Это правда. Она и сейчас смотрит мне в глаза.
Григорий кивнул и закрыл лицо руками. Стелла встала:
– Извините, мне нужно полежать. Плохо мне.
– Скажешь, если нужно будет вызвать врача, – сказал Григорий.
Лена пошла со Стеллой. Они остались вдвоем за столом – мужчины, которые не были ни родными, ни похожими.
– Ты представляешь, – сказал Григорий, – я боюсь спать. Просыпаешься, все вспоминаешь – и жить больше не хочется.
– Представляю, – сказал Никита.
– Слушай, ты виноват только в одном, что Надя не родила.
– Я виноват.
– И я вот что хочу тебе сказать. Пусть не сейчас, немного позже, когда Стелле станет легче… В общем, я прошу тебя: привези сюда этого мальчика, из-за которого Надя… У меня других дочерей не будет, внуков тоже. Тебя Надя любила, как никого на свете. У меня вдруг появилось такое желание: увидеть этого малыша. И девочку эту свою – его мать – тоже привези. Почему бы нам не познакомиться? Сказать честно? Я боюсь тебя потерять. Ты можешь уйти из нашего дома и не оглянуться.
– Что вы говорите!
– Я знаю, что говорю. Не так тебе здесь сладко было. Ты выполнишь мою просьбу?
– Конечно. Как вы можете спрашивать?
– Хорошо. Всякое в жизни бывает. Вдруг он мне станет внуком.
Ирина вошла в комнату для свиданий, ожидая увидеть там Анатолия. Но за столом сидела хрупкая, белокурая, очень красивая женщина. Ирина остановилась у порога и пристально посмотрела ей в лицо. Да, она узнала. Большие голубые глаза, длинные ресницы, рот, как свежая клубника. Антон – ее сын. Так похожи. Но кто же та, странная, которая так испугала Ирину и поплатилась за это?