Сломанные куклы
Шрифт:
— Проходи. Ты чего это удумал, с утра-то пораньше? Вчера не наговорился?
Капитан Глеб хотел было громко и убедительно ответить, но спохватился, приложил палец к губам.
— Не волнуйся, Антонина уже ушла. Она по понедельникам в утреннюю смену.
— Ну, тогда держись…
Глеб обнял и закружил по коридорчику Виталика, обтирая его спиной близкие
— Получилось, Панса! Все получилось!
— Оставь ты меня, сумасшедший! Чего еще у тебя там получилось-то?
— Не там, а здесь! И не у меня, а у нас! Мы чемпионы, Виталь!
— Да не ори ты так. У нас пенсионеры за стенкой живут. Они же поздно просыпаются.
— Хорошо. Чай у тебя есть? Горячий, сладкий… И пирожки, а?
— Пирожками его с утра еще тут потчуй… — по Виталику было видно, что ворчать он будет от силы две, максимум три минуты.
— Садимся.
Капитан Глеб первым плюхнулся на привычный диванчик.
Сцепив ладони за головой, он дерзко и загадочно уставился на присевшего рядом Виталика:
— Ну, ты что, так ничего и не понял?!
— Чего это не понял-то… Все прекрасно понял. Вчера они тут всей гурьбой до поздней ночи миловались друг с другом. Когда у меня спиртное закончилось, так в обнимку и уехали. Одну машину на всех вызвали. До хрипоты спорили, кто из них за такси платить будет. Один орет: «Я, я!», другой — «Ни фига, я банкую!» Марек еще тут под ногами у всех мешался, все нудел, что он виноват, что деньги с него причитаются. Вот. Правильно я понял?
— Конечно! Ты просто супер!
— А ты меня так вчера нехорошо…
Предельно отмобилизованный и еще со вчерашнего вечера готовый к подобным упрекам, Глеб Никитин смешно сполз с диванчика на пол и встал перед Виталиком на колени:
— Не вели казнить, вели миловать!
Панас радостно, уже больше не в силах сдерживаться и заботиться о сне престарелых соседей, загоготал:
— Да ну тебя, Глебка! Опять ты за свое!
Не поднимаясь с колен и строго, исподлобья, поглядывая на Виталика, Глеб требовал ответа:
— Прощаешь? Скажи, прощаешь?
Виталик соскочил с дивана и очень похоже встал на колени напротив:
— Тогда и я так же!
— Это не дело. Мы становимся похожими на вежливых японцев. Лучше тащи пирожки. И чай. Обязательно сладкий!
Усаживаясь на свое любимое место среди лебединых подушек и одновременно отряхивая брюки, Глеб задумчиво посмотрел на Виталика:
— А ты ведь сегодня мало спал, дружище…
Виталик отмахнулся от него, не отвлекаясь от плиты.
— Говорю же, наши гаврики почти до часу ночи тут колобродили. Тебя через раз вспоминали. Я ведь, честно скажу, боялся, что ты уедешь, а у нас все так и останется. Думал ведь, что ты волну-то поднять поднял, про наши взаимоотношения, а
— Виталь, на твой взгляд, все получилось?
— Легче всем стало и мне тоже. Говорили-то под конец мы про разное, планы строили, как на рыбалку вместе выбраться, Марек в гости приглашал к себе всех, семьями. Сегодня он за какими-то лекарствами для Назара в Москву поедет. Галине, чувствую, недолго осталось королевствовать-то. А может, и нет… Не знаю. Как они сами решат.
— У тебя-то Серый деньги брал?
Панас поджал губы:
— Ты же говоришь, что все, проехали, а сам… Ну дал я ему тыщу. В апреле, с получки. На улице около Дома культуры его встретил. Жалко было очень, вот я и дал. Тыщу рублей. А чего тут такого стыдного-то?
— Ничего, не кипятись. С деньгами на похороны я уже все решил, так что ты особо-то не задумывайся над этим, ладно?
Виталик проникновенно тронул Глеба Никитина за руку:
— Может, это Жанка Серого-то… чтобы тот про нее и про Назара никому ничего не растрепал? Баба ведь там, на дачах-то, была, точно, и сковорода — по-бабски, ведь там и ножи еще, правда, ведь рядом были. А? Может же ведь?
— Виталик, все кончено! Не выдумывай ты ни про кого ничего больше!
— Все! Больше не буду!
Продолжая наблюдать, как Виталик возится у маленького столика с чайниками, сооружая густую заварку, Глеб по трехдневной привычке подошел к балконной двери:
— Послушай, ты поклясться можешь?
— Чего?
— Клянись своими дочками и женой, что никому и никогда даже и намекнешь на то, что я тебе сейчас скажу!
— Ну, Глеб, ты загнул, девчонками я еще клясться буду! А Антонина моя вообще этих споров да пари разных не одобряет…
Внимательный взгляд капитана Глеба не дал Виталику закончить решительную фразу.
— А чего ты хотел сказать-то мне, а?
— Обещаешь?
— Ну…
— Тогда я сам предупрежу тебя. Проболтаешься — не будет счастья твоим дочкам и я к тебе больше никогда не приеду!
— Боже мой, да что ты еще такого ужасного-то знаешь!
— Про Серого. Он ведь сам повесился.
Не закончив процедуры с заваркой, Виталик растерянно присел.
— Ну вот! Все темно опять как-то, непонятно. Ты же вчера говорил, что…
— Включи голову, Виталь! Пойми ты наконец, что это наш Серега устроил взрыв!
Глеб нагнулся к Виталику и начал говорить тише:
— Никто из наших, вообще никто, не должен об этом знать! Пусть остается все как есть — случайность, старая мина и прочее. Но ты-то должен знать, что со взрывом связан Серый!
— Значит, на поминках ты говорил об этом все-таки по-настоящему, а вчера нарочно меня придуривал, да?
— Ну я же извинился уже… Если хочешь, извини еще раз.