Сломанный мальчик
Шрифт:
Да ладно бы один только бизнес ей покарауль – тут еще баба Света (мама ее, новоиспеченная прабабушка, выходит) чего стоит!
– Алинушка, ты только представь! – пела мне в трубку эта коварная Сирена, заманивая своего неосторожного путника. – Просто погуляешь месяцок по Европе, Шенген у тебя всегда открыт, тебе ничем и заморачиваться не нужно!
– Таня! Я только одного в толк не возьму: ты с чего вообще взяла, что я хоть что-то понимаю в отельном бизнесе?
– Ой, да я тебя умоляю! Что там понимать? – продолжала сладкоголосая искусительница. Портье гостей примет, разместит, а потом проводит, горничная уборку
– Уймись, тараторка! Объясни мне, непонятливой: а я-то тебе зачем, если оно и так все прекрасно работает?
– А ты, голубушка, будешь у меня видимость хозяйского глаза создавать. Как резидент во вражеском стане. Мне обо всем докладывать да шифровки слать.
– Какие еще шифровки, Тань? Ты не заболела там часом? Чего ты несешь?
Очевидно, подруга моя, заполучив долгожданного малыша в безраздельное бабушинское пользование, повредилась рассудком. У мамочек это называется «пролактиновое помешательство» – когда специальный гормон сводит с ума всю мамашку. Не знаю, как это именуется у бабушек – у меня такого вроде не наблюдалось.
– Не пугайся, красотка! Я здоровей, чем когда бы то ни было! Да ты у владельца любого бизнеса спроси, о чем я – он тебе это сразу подтвердит! Персонал, если остается сам себе предоставлен, тут же безобразить начинает и халявить. А так сотрудники мои будут знать, что за ними присматривают.
Мне сразу представилась картина разврата и разгула в отдельно взятом отеле: вот портье в одних стрингах, лежа на ресепшн, курит запрещенные наркотики. А вот горничная, и без стрингов вовсе, прямо в холле делает эротический массаж постояльцу в цепях и коже.
На картине обнаженного повара, помешивающего овсянку без применения дополнительных инструментов (чем дотянулся), мне стало понятно, что сумасшествие заразно, и я ввела дополнительного персонажа: себя, щелкающую хлыстом в целях укрощения персонала. Вот я вхожу, делаю «Ап!» и тут же портье, зацепившись стрингами за цепи на постояльце, натягивает брюки горничной и повару…
Пришлось потрясти головой, чтобы начать разговаривать адекватно:
– Так у тебя же там мама живет! Разве Светлана Петровна за отелем не приглядит?
– А-ха-ха! Ну, насмешила! Ей восемьдесят четыре на днях стукнуло. Это она-то приглядит? Да кто бы за ней самой приглядел! Баба Света уж давно так чудит, что у меня потом голова кругом – и с каждым днем все хуже и хуже. Мама у меня, значит, на девятом десятке про себя вспомнила – здоровьем занялась. Получила от местной социальной службы пенсионный абонемент в купальни и плещется там, моя уточка, ежедневно. Так вот, прошлым летом, было дело, эта уточка домой явилась в одном купальнике и шапочке на босу ногу. Мотивировала сей поступок страшной жарой. А я же тогда реально страшно перепугалась – это уже маразм к моей маменьке подкрался или еще эпатаж гарцует? Вот, жду второго «звоночка» – как придет домой в купальнике зимой, моя птичка, так уже начну принимать соответствующие меры, а пока ограничиваюсь напоминанием потеплее одеваться. И то, так осторожненько, чтобы не завелась – а то обид будет потом на неделю, слезы не остановишь. Мол, я не подозреваю матушку в том, что она выжила из ума, а всего-лишь
Татьяна, паразитка такая – прибить ее мало, сейчас со всей силы прыгнула на мою больную мозоль. И не просто прыгнула, а еще и потопталась.
В России у меня и правда жизнь веселая. Прямо обхохочешься. Из офиса, как пришитая, почти не выхожу даже в выходные, хотя давно изрядную часть деятельности можно перенести на удаленку – чай, в двадцать первом веке живем, интернет везде есть. Тут тебе и телефонная, и видеосвязь и переписка любая. Наверное, я все-таки могла бы на месяц, в качестве эксперимента, усвистать в заграницу. Мне даже самой интересно, как оно будет без моего постоянного присутствия работать.
А дома-то и того хлеще – большая часть детей, их мужья, уже их дети (ну, правда, пока только одна годовасиха София) и три наглых зверских которожи живут со мной вместе в крошечной квартире. Я же, к моему огромному сожалению, не очень расчетлива – давно бы купила жилье побольше, да деньги, увы, копятся крайне медленно. Транжирю их в ежемесячных коротких путешествиях, без которых уже просто жить не могу. Так и тянет регулярно в дорогу. Великое чувство стыда испытываю за деньги, потраченные не на недвижимость, а на «чепушествия». Но!
Как сказала моя очень правильная подруга Валентинушка в ответ на мои терзания о собственной неприспособленности к жизни: «А если не путешествовать, не жить так, как тебе самой того хочется, нафиг тебе тогда все это нужно вообще?»
И действительно. Если от работы не отвлекаться – с ума сойдешь меньше чем через месяц. Начнешь, как баба Света в одной купальной шапочке по городу бегать. Хотя риэлтору уместнее бегать в одних бахилах. Но мать Татьяны хотя бы долго пожила на свете перед тем, как впасть в маразм, а мне-то всего сорок три годика – еще жить в трезвом уме да жить!
Я, может, Омуля брошу наконец совсем, похудею и новую жизнь начну! Надо соглашаться!
– Тань, ну я даже не знаю, что ответить. Мне подумать нужно.
Татьяна на том конце телефонной связи запрыгала от радости. Что она меня, впервые видит? Все со мной сразу было ясно:
– Спасибо, котик! Я так и знала! Я была уверена, что ты согласишься!
– Но я не…
Татьяна, ясное дело, и не собиралась меня дальше слушать:
– Кидай скорее данные своего загранпаспорта. Беру тебе билет на первое февраля.
– Что? Ты серьезно? Через два дня? Таня, имей совесть! С ума ты сошла, я думала тебе это понадобится где-нибудь через месяц или даже через два…
– Все, дорогая, целую! Мы с тобой не увидимся в этот раз – я сама завтра к Динке улетаю, пяточки Себастиана целовать. Четыре кило! Богатырь! Кровиночка моя!..
Не слушая дальше мои невнятные писки, Татьяна положила трубку. У меня же опустились руки – прямо на телефон. Предательские пальцы сами собой нашли в картинках фото загранпаспорта и отправили его подруге. Это не мое волевое решение. Это все подсознание, которое точно знало, насколько я нуждаюсь в покое. Знало бы оно, в какой покой я собираюсь – в приемный покой сумасшедшего дома, не иначе!