Сломанный меч
Шрифт:
Дважды раздавался вой, который разносился эхом по туннелю, и они стояли, приготовившись к сражению. Один раз на них двинулось что-то большое и тяжелое, оно высекало искры из их щитов. Они попытались убить его, но так и не узнали, что это было.
Вскоре они увидели красное сияние, похожее на сияние звезды в созвездии Псов. Они быстрее пошли вперед и вошли в ледяную пещеру.
Она тускло освещалась большим, но не высоким пламенем горна. В этом свете свернувшейся крови они различили гигантские орудия, которые могли принадлежать кузнецу. У наковальни стоял етун.
Он был огромным, таким
Когда они вошли, он повернул на них свое ужасное, в шрамах и рубцах, лицо. У него был большой нос и широкий рот. Из-под густых бровей на них смотрели пустые глазницы, он был безглазый.
— Охо, охо! Триста лет Больверк работал один. Теперь пришло время выковать лезвие.
Он взял в руки то, над чем он работал, когда они зашли, и швырнул его в стену пещеры. Эхо долго носилось от стены к стене, после того как оружие ударилось о камни пещеры.
Скэфлок шагнул вперед и сказал:
— Я принес новую работу, Больверк, но она тебе уже знакома.
— Кто вы такие? — закричал етун. — Я чувствую запах смертного, но от него пахнет больше, чем просто от Фэри. И еще я чувствую запах полубога, но он не принадлежит ни Эзиру, ни Ваниру. — Он начал искать их руками на ощупь. — Что-то вы оба мне не очень нравитесь. Подойдите-ка поближе, чтобы я мог разорвать вас на части.
— Мы здесь с миссией, против которой ты не осмелишься ничего сделать, — сказал Мананнан.
— С какой еще миссией?
И Скэфлок сказал:
— Аса—Локи устал от тюрьмы. Он, закованный, хочет войны. Свет свободы померк для Локи. Почини ему меч, ты, Больверк.
И он развернул волчью шкуру и бросил сломанный меч к ногам великана.
Больверк склонился над ним.
— Я хорошо помню это оружие. Именно ко мне обратились Дурин и Двалин, когда им понадобился меч, чтобы откупиться от Свафламира, но они хотели, чтобы это лезвие отомстило ему. Мы вдохнули в него лед, смерть и ветер, могущественные руны и заклинания. — Он усмехнулся. — Многие воины владели этим мечом, потому что он несет победу. Нет ничего на свете, что бы он не смог разрубить, и в то же время его лезвие никогда не тупится. Раны, наносимые им, не могут быть залечены ни врачеванием, ни колдовством, ни молитвой. Но на нем лежит проклятие: он должен напиться крови, и в конце каким-нибудь образом, он окажется роком для того, кто им владел.
— Поэтому, — сказал он медленно, — Тор сломал его, это было давным-давно, и он был единственным во всех девяти Мирах, у кого хватило на это силы; и меч лежал забытый под землей до сегодняшнего дня. Но теперь… теперь, когда, как ты сказал, Локи зовет к оружию, он понадобится.
— Я этого не говорил, — пробормотал сам себе Скэфлок, — хотя я хотел, чтобы ты так подумал.
Больверк его не услышал. Етун поглаживал меч.
— Вот и конец, — прошептал он. Наступает последний вечер этого мира, когда боги и великаны разрушат мироздание, уничтожив друг друга, когда Сурт зажжет пламя, которое поднимется до раскалывающихся от жара небес, погаснет солнце, земля скроется под водой и звезды попадают вниз. Наступит конец моему рабству, конец томлению под горой, конец слепоте — все это исчезнет в языках пламени. Да, я выкую этот меч, человек!
Он принялся за работу. Звон наполнил пещеру, летели искры, мехи подняли ветер, и работая, он произносил заклинания, от которых тряслись стены. Скэфлок и Мананнан укрылись в туннеле.
— Мне это не нравится, лучше бы я не приходил сюда, — сказал морской король. — Злу дается новая жизнь сейчас. Никто не назовет меня трусом, но все же я бы не прикасался к этому мечу; и если ты умный, ты тоже этого не сделаешь. Он станет твоим злым роком.
— Ну и что? — мрачно ответил Скэфлок.
Они услышали шипение, когда великан обмакнул меч в яд. Мехи Больверка пели песни смерти.
— Не бросайся жизнью из-за потерянной любви — убеждал его Мананнан. — Ты еще слишком молод.
— Все люди рождены смертными, — сказал Скэфлок и на этом разговор закончился.
Время шло. Они не могли понять, как слепой великан мог так быстро закончить работу, когда услышали его голос:
— Входите, воины!
Они вошли в тусклый свет пещеры. Больверк протянул меч. Лезвие ярко сверкало множеством маленьких языков пламени. Глаза дракона на рукоятке меча горели, золото сияло как солнце.
— Возьми его! — крикнул великан.
Скэфлок схватил оружие. Оно было тяжелым, но из него в руки вливалась сила. Скэфлоку казалось, что он стал частью его самого.
Он взмахнул им и ударил о каменную глыбу. Она раскололась пополам. Он закричал и замахал мечом над головой.
Больверк тоже закричал:
— Да, маши им весело, направо и налево, — сказал етун. — Руби своих врагов — богов, великанов, людей, не важно кого. Меч выпущен на свободу, а значит, приближается конец мира!
Он протянул человеку золотые ножны.
— Вложи его в эти ножны, и не вытаскивай его оттуда до тех пор, пока не хочешь убивать. — Он усмехнулся. — В нужный момент он запрыгнет тебе в руки. А в конце, можешь не сомневаться, он обернется против тебя.
— Пусть сначала расправится с моими врагами, а что будет после этого меня, не особенно волнует, — ответил Скэфлок.
Мананнан сказал:
— Уйдем отсюда.
Они ушли.
Когда они выходили наружу, пес на цепи отскочил от них, жалобно скуля. Они быстро покатились вниз по леднику. Когда они приблизились к основанию горы, они услышали громкий грохот и обернулись.
Три черных фигуры, выше самих гор, спешили за ними.
Мананнан сказал, вскарабкиваясь на корабль:
— Я думаю, что Утгард-Локи каким-то образом узнал о твоей хитрости, и не желает, чтобы планы Эвира исполнились. Тяжело будет нам вырваться из этой страны.
Глава 23
О войне, которую вели Мананнан Мак Лир и Скэфлок Приемный Сын Эльфов с Етунхаймом, стоит рассказать. Стоит рассказать также о борьбе с яростными волнами, безветренным туманом, с утесами, рифами и айсбергами, с усталостью, которая иногда была такой глубокой, что лишь вид Фанд мог им придать новые силы. Об этом лучшем из кораблей должно слагать песни.