Слов драгоценные клады
Шрифт:
Возможно, что эти рисунки именно те знаки, которые Храбр называет "чертами и резами". И появились они у славян в III -- IV веках.
Исследователи не ограничиваются археологическими находками. Тщательно изучают они письменные памятники, вчитываются в давно пожелтевшие пергамены. Для поиска древнейшей письменности славянских племен особенно интересны четыре документа, авторы которых жили в далеком десятом столетии.
...Летом 921 года из Багдада в страну волжских болгар выехало посольство. Его сопровождал образованнейший человек того времени Ахмед ибн-Фадлан. Возвратясь домой, он написал интересную книгу.
Ахмед ибн-Фадлан подробно описал обряд погребения знатного русича, умершего в Болгарии, но похороненного по обычаям его родины. Его тело положили в ладью, с ним его оружие, коня, задушенную рабыню и сожгли. "Потом они соорудили, -- пишет дальше ибн-Фадлан, -- нечто вроде круглого холма и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя этого мужа и царя русов..."
Какими же знаками была сделана надпись? Личными или родовыми, тамгами, близкими "чертам и резам"? Или знаками неизвестной нам азбуки? Об этом ибн-Фадлан, к сожалению, ничего не рассказал...
Автор второго документа -- географ и путешественник Масуди. Он пишет, что, посетив один древний славянский храм, видел в нем пророчества, написанные на камне.
Снова тот же вопрос: быть может, на камне были вырезаны "черты и резы", по которым, как говорит Храбр, гадали славяне, когда были они еще язычниками? Пророчества и гадания -- понятия близкие. Или это знаки письменности, не сохранившейся, не дошедшей до нашего времени?
Третий голос из далекого прошлого принадлежит немецкому летописцу Титмару Мерзебургскому. Он видел в языческом храме города Ретра несколько славянских идолов и на каждом из них особенными знаками написанные имена этих богов. Вот и третья загадка...
Четвертый документ отличается от предыдущих большей определенностью. Арабский ученый ибн-аль-Недим скопировал одну надпись, и копия эта сохранилась.
Но уже не о "чертах и резах", а определенно о письме говорит летопись "Повесть временных лет", составленная в XII столетии в Киеве монахом Нестором-летописцем. Он приводит договоры между Русью и Византией, заключенные Олегом в 911 году и Игорем в 944 году, то есть еще до крещения Руси.
Известно, что в Византии дипломатические договоры писались на двух языках: на греческом и на языке тех, с кем договор подписан. В договоре Игоря сказано: "Мы же свещание се написахом на двое харатью". Иными словами, это соглашение было написано на двух листах пергамена, в двух экземплярах. В этом же договоре говорится, что когда-то послы и купцы из Киевской Руси, приезжая в Византию, предъявляли золотые или серебряные печати. А ныне они должны иметь при себе соответствующие грамоты. В договоре Олега упоминаются и письменные духовные завещания русских людей, умерших в Византии...
Договоры, духовные завещания, верительные грамоты... Но все это еще не та славянская письменность, которую с уверенностью можно было бы считать предшественницей нашего современного алфавита. Прямой его предшественник -- алфавит, созданный великими просветителями братьями Кириллом и Мефодием.
МОРАВСКОЕ ПОСОЛЬСТВО
Неспокойно на сердце у князя Ростислава. Кажется, все хорошо в его государстве. Расцветает,
Однако не дремлют и враги. Рыщут по всей стране ватиканские монахи. Бормочут по-латыни свои молитвы. Но не божественное у них на уме. Черные рясы скрывают лазутчиков воинственного соседа, Людовика Немецкого. Для него Моравия -- лакомый кусочек. Тревожится князь Ростислав: как уберечь свою державу? Где взять силы, чтобы противостоять врагу? И решает заручиться помощью византийского императора Михаила. Византия -- центр православия.
В те времена политические и военные союзы часто облачались в религиозные одежды. И Ростислав поначалу решил попросить помощи в церковных делах. В конце 862 года он отправляет в столицу Византии -Константинополь великое посольство...
...В тронном зале, на высоком престоле, в золото-тканых одеждах Михаил принимал послов. Рядом с императором -- седобородый патриарх Фотий. Ни одно важное дело не решается без его совета.
Послы растерянно оглядываются вокруг. Хоть и были они наслышаны о богатстве византийского двора, такой роскоши не ожидали. Пестрые шелка, блеск парчи, сверкание драгоценных каменьев. Лишь двое в простом белом полотняном платье выделяются в нарядной толпе придворных. И держатся они особняком, стоят в стороне.
Император приготовился выслушать послов. Правда, о чем они будут просить его, Михаилу хорошо известно. И что он им ответит, тоже предрешено.
Старейшина послов делает шаг вперед, низко кланяется императору:
– - Добрый владыка!
– - говорит он.
– - Мы отреклись от язычества, приняли веру христианскую, православную. Но нет у нас вероучителей, которые правили бы церковную службу на нашем языке. Помоги же, государь, отряди к нам нужных людей.
Михаил что-то тихо говорит Фотию, тот идет к двум в белой одежде и уже с ними возвращается к ступеням трона.
Эти двое -- братья, родом они из Солуни, население в те времена состояло из греков и славян. Мать братьев -- гречанка, отец -- болгарин.
Старший, Мефодий, -- высокий, плечистый. Ему бы пристал наряд воина, он и был раньше воеводой -- в Македонии. Но сменил меч и коня на тишину монастырской келий. Такой уж у него характер. Тихий, незлобивый.
Константин моложе брата. Ему сорок два года, но выглядит юношей. Худощавый, бледный, лишь глаза горят на тонком лице мыслителя. Он много учился, известен как отличный проповедник, миссионер, славится образованностью, люди называют его Константином-философом. Перед смертью он пострижется в монахи, примет имя Кирилла. И под этим именем войдет в историю.
– - Слышишь ли ты, философ, о чем просит нас князь Ростислав?
– обратился к Кириллу император.
– - Никто не может сделать этого, только ты. Ведь вы с братом солуняне, а солуняне все говорят по-славянски. Я знаю, ты часто болеешь. Но нужно, чтобы именно ты с братом отправился в Моравию.
– - Немощен я телом и болен, -- ответил императору Кирилл.
– - Но с радостью пойду в моравскую землю, если только они имеют азбуку своего языка. Ибо просвещение народа без письмен его языка подобно попыткам писать на воде!