Словацкие сказки
Шрифт:
Надел он золотую одежду, и такое сияние пошло вокруг— ярче солнца! Сел на волшебного золотого коня и помчался ко дворцу… Там никто и подумать не мог о том, чтобы скакать так высоко. Вдруг бурей пронесся золотой молодец на коне, взвился к облаку, схватил платок и умчался, как птица.
Тут король промолвил:
— Где бы он ни был, а должен я его найти!
И дал приказ все города, деревни, замки, дома, кухни, печки, дворы, гумна и закрома, всюду-всюду все углы обшарить и найти его. А Грязнуха вечный сидел дома за печью в том самом виде, как утром с печи слез, — в одних портах и рубахе да
Пришли посланные короля к тому дому и спрашивают сыновей. Подошли и к Жителю запечному, да и говорят ему на смех:
— Не ты ли это был, Грязнуха?
— Вы про что? Как я на свинье-то ездил? — спросил он, да таким смешным тягучим голосом.
— Ну, что за удалец! — сказал один из старших братьев. — В такой молодецкой гусарской шапке только индюшек пасти!
И для потехи надвинул ему шапку на лоб. Выпали оттуда вдруг яблочко и платок. Хотел Житель запечный поскорей шапку поправить, да и выдернул за веревочку перстень из пепла. Тут паны тотчас его узнали. И все диву дались, как такой недотепа писаным красавцем мог стать.
Но Грязнуха вечный — житель запечный показал, как это могло быть. Подтянулся он, тряхнул недоуздком.
— Что угодно пану?
— Золотую одежду и золотого коня!
Тотчас появилось и то и другое. Оделся он, вскочил в седло и одним духом прискакал в королевский дворец. Там его ласково встретили, выдали за него королевну, сыграли свадьбу. И живут они оба до сих пор, коли не померли.
Лесник Янко и три собаки
Жил на свете бедняк, у которого, кроме нескольких человек детей, ничего не было. В доме его царила нищета. Столько народу, всех напои-накорми, а заработка никакого; да и уродиться тоже ничего не могло, потому что и земли-то никакой не было. А семья все растет да растет. Много бедняжки слез пролили, голода-холода натерпелись, помаленьку даже вовсе не поевши спать ложиться научились. Всем было тяжко, а отцу и вовсе невтерпеж, потому что он их беду лучше всех видел, и сердце его больше болело, когда он смотрел, как дети с голоду под печкой да на лавках шарят, и ничем помочь не мог. А жена еще ребенка зачала. Это уж совсем его доконало, и он в отчаянии проклял плод в материнской утробе.
Пришел срок, и родила жена бедняги вместо деток трех щенят. При каждом была дудочка. Принялся бедняк тех щенят выкармливать да выхаживать как мог лучше, и через год стали они большими красивыми собаками.
Отец сам дал им имена: одного назвал Могучим, другого Железным, третьего Зорким.
Раз пошел бедняк куда-то и собак с собой взял; а они рядом с таким худым человеком, как он, казались еще упитанней. Шел он долго, устал и зашел в корчму, стаканчик винца выпить. Велел себе налить; сидит, выпивает, а верные псы возле него на полу разлеглись. И зашел туда один лесник; потребовал себе бутылку и сел на другом конце стола. Сперва оба пили молча. Но молчанье недолго длилось; через минуту лесник его прервал, обратившись к бедняку с такими словами:
— Скажи, добрый человек, кто ты, откуда и куда идешь?
— Я из такой-то и такой-то деревни, — отвечает бедняк. — Иду туда-то.
— А это твои собаки? Какие большие! Где ты их взял? Я бы все отдал, лишь бы таких иметь.
— Мои, — ответил бедняк, а об остальном промолчал. Тогда велел лесник Янко — так его звали — принести пять ковриг хлеба: каждой собаке по одной кинул, одну бедняку подал, а одну сам надломил. Потом приказал подать еще бутылку и стал угощать нового знакомого. За разговорами незаметно пришла пора расставаться. И говорит бедняк леснику:
— Янко, — говорит, — ведь так тебя зовут? Эти три собаки — мои родные дети, которых я, своим и деток моих горем-злосчастьем до отчаяния доведенный, проклял в материнской утробе. Вон того, самого крупного, Могучим звать, среднего Железным, а третьего Зорким. Ты так их накормил, как они у меня ни разу не ели. Я их кормить как надо не могу, а тебе это легко. Да ты же и хотел их иметь. Так я тебе их дарю. Видишь, у каждой к ошейнику дудочка привешена. Коли ты в какую опасность попадешь, только в эти дудочки подуди, — собаки, хоть ты на краю света будь, сейчас же прибегут и тебя освободят. А теперь счастливо оставаться, и не забывай меня, который тебе добра желает!
Янко взял дудочки, поблагодарил бедняка, и они разошлись в разные стороны. А собаки, словно понимая человеческую речь, поклонились уходящему отцу и побежали за лесником.
Янко пошел таким густым лесом, что даже неба не было видно, и в том густом лесу собаки его потеряли: видно, проголодались и захотели в чаще какого-нибудь зверя поймать. После долгих блужданий вышел Янко на широкое поле и видит: рота солдат марширует.
«Дай, — думает, — испытаю, правда ли то, что мне этот крестьянин о собаках сказал».
Подошел он к солдатам и крикнул:
— Стой!
Солдаты оглянулись на него и зашагали дальше. Он крикнул в другой раз; солдаты не стали останавливаться. Крикнул в третий раз, — они остановились. Подошел к нему офицер, спрашивает, чего ему надо? Зачем их остановил?
— Да просто так, — ответил Янко. — Хотел испытать, послушаетесь вы меня или нет.
— Ах, коли так, я тебе покажу, как солдат останавливать! — закричал офицер.
Велел он Янка связать и на первом суку повесить. Вот стоит Янко, связанный, под деревом — ждет, что с ним делать будут. И попросил он, чтоб ему перед смертью в дудочки подудеть. Офицер позволил.
— Только недолго, — говорит.
Задудел Янко, прибежали собаки и спрашивают:
— Что прикажешь?
— Освободите меня из рук этих злодеев.
Собаки накинулись на солдат, стали рвать и кусать их, как бешеные. Офицер видит, дело плохо, приказал развязать Янка и стал усердно просить его отпустить их души на покаяние. Янко смиловался над ними, приказал собакам больше не кусать их и пошел в одну сторону, а солдаты в другую.
Долго шел Янко и пришел в город, где король жил. Хотелось ему на службу поступить, и лучше бы всего к королю. Пришел он к королю и говорит: