Словацкие сказки
Шрифт:
Раз пришла дочь вдовца на посиделки: сели обе девицы за прялку и начали прясть. Баба-яга, как будто невзначай, подмигнула им и промолвила:
— Как бы хорошо было вам, детки, в одном доме жить да всегда вот так вместе сидеть! Будто две сестрицы! Ты бы, милая, отцу шепнула: что он все один да один? Живи я с вами, могла бы по дому помочь. Вам обоим было бы лучше.
Девушка промолчала, но подумала, что и в самом деле это было бы хорошо.
А вернувшись домой, и говорит отцу:
— Отчего ты не женишься, отец? Тебе была бы помощь, да и у меня, сироты,
— Ах, дочка, — ответил отец. — О нашей соседке толкуют, что она колдунья. Ну, разве такая годится в мачехи?
— Да ты уж только женись. А она будет ко мне ласковой. Мало ли чего не толкуют! Все это неправда.
И уговаривала отца до тех пор, пока тот не посватался. Но что же вышло? Не успели свадьбу сыграть, стала мачеха донимать падчерицу, да так, что и описать невозможно. Всякую работу заставляла ее делать, отдыху не давала с утра до вечера. И не кормила, как следует: в один горшок с собакой кое-каких объедков ей кинет, да лепешек из золы напечет; а вместо платьев обноски ей отдавала, которых ее родная дочь уж носить не могла. Родную-то дочку она, понятно, не обижала! Та у нее всегда нарядная, как пава, ходила — с карманами, полными сдобных булок и всякой сладкой снеди. Но дочь была такая же злая, как мать. Приходила к падчерице и, глядя, как та трудится, начинала скалить зубы, сытая, нарядная:
— Посмотри, какое у меня красивое платье! А на тебе одни лохмотья. Видишь, какие я ем вкусные лепешки? Думаешь, дам? И не подумаю!
Ну, могла ли бедная падчерица этого ждать от своей недавней милой подружки?
После таких речей она всегда горько плакала; сердце у нее просто разрывалось от обиды. Шла к колодцу и там исходила слезами.
Как-то раз увидал отец, что она там плачет.
— Видишь, дочка, — сказал он. — Ведь я был прав, когда говорил, что она не будет тебе доброй мачехой. Но теперь ничего не поделаешь. Уж терпи, пока сам господь-бог этого не изменит.
— Да, ты был прав, отец. Я сама виновата, что ни о чем не догадывалась, — ответила дочь. — Но сама и поправлю дело. Пойду искать по свету какой-нибудь работы.
— Ну, что ж, ступай, коли думаешь, что так лучше будет, — ответил отец.
Стала она в путь-дорогу собираться. Попросила мачеху, чтобы та ее снарядила, как полагается. Мачеха обозлилась: как же ее снаряжать? Чего ей еще не хватает? Разве она плохо одета? Или у нее нет рук, чтобы заработать, что нужно? Так и не дала ей ничего, кроме того тряпья, которое на ней было, да несколько лепешек из золы напекла. И девица пошла, куда глаза глядят.
Шла она, шла и пришла к реке. А через реку мостик переброшен.
— Дай бог тебе счастья, мостик! — поздоровалась путница.
— Дай бог счастья и тебе, девица! — ласково ответил мостик. — Куда ты идешь, куда?
— Иду службу искать.
— Ах, переверни меня, переверни на другой бок, — попросил мостик. — Уж много лет все ходят только по этому боку, и никто не догадается перевернуть меня на другой. Переверни; я тебе отслужу.
Девица перевернула мостик и пошла дальше. Шла, шла и встретила вшивую собачонку.
— Дай бог тебе счастья, собачка! — поздоровалась девушка.
— Дай бог счастья и тебе, девица! — ласково ответил песик. — Куда ты идешь, куда?
— Иду службу искать.
— Обери с меня вошек, — попросила собачка. — Сколько уж народу мимо прошло, а никто надо мной не сжалился. Я тебе отслужу.
Девица хорошенько ее обчистила и пошла дальше. Долго ли, коротко ли, подошла она к старой груше.
— Дай бог тебе счастья, грушенька! — поздоровалась она с деревом.
— Дай бог счастья и тебе, девица! Куда идешь, куда?
— Иду службу искать.
— Ах, стряси с меня груши, стряси. Мне уж их держать не под силу, а никто не срывает… Я тебе отслужу.
Путница хорошенько потрясла и всю грушу и каждую ветку на ней, так что дереву гораздо легче стало. Потом пошла дальше. Шла-шла и видит; на зеленом лужку бычок пасется.
— Дай бог тебе счастья, бычок!
— Дай бог счастья и тебе, девица! Куда идешь, куда?
— Иду службу искать.
— Выведи меня отсюда! Сколько уж лет я тут пасусь, а никто за мной не приходит. Я тебе отслужу, — попросил бычок.
Вывела она бычка с этого луга и пошла скорей дальше. Шла-шла, видит: печь, а в печи неугасимый огонь горит.
— Дай бог тебе счастья, печка!
— Дай бог счастья и тебе, девица! Куда идешь?
— Иду службу искать.
— Ах, выгреби из меня огонь. Сколько уж лет он меня жжет, а никто его не выгребет. Я тебе отслужу.
К печи была прислонена кочерга. Взяла ее путница, выгребла огонь из печи и — скорей дальше: столько ей в дороге дел переделать пришлось, что большая задержка вышла.
А дальше путь шел густыми лесами. Шла она, шла теми густыми лесами, старыми дорогами. Кругом — ни души. Вот, наконец, видит: маленький лесок. И в том леску одинокая избушка. Вошла она в избушку: и там — никого, только какая-то старуха.
А была та старуха сама Баба-яга.
— Дай бог тебе счастья, хозяйка! — поздоровалась девица.
— Дай бог счастья и тебе, девица! Куда же это ты одна бредешь, куда?
— Иду службу искать. А что, если б я к тебе попросилась, ты меня не взяла бы?
— Что ж, возьму. И ничего тебе делать не надо, кроме как эти вот одиннадцать комнат подметать… Только вон в ту, двенадцатую, никогда не заглядывай!
— Как скажешь, так и буду делать, — ответила девица и, только с дороги немножко отдохнула, сейчас же за работу принялась.
Подметала она, подметала изо дня в день одиннадцать комнат, но войти в двенадцатую ей и в голову не приходило. А все-таки больно чудно казалось, отчего это туда даже заглянуть нельзя! Думала она, гадала, что бы там такое могло быть, но так и не догадалась. Потом стала думать, как бы ей разузнать об этом. И в конце концов решила хоть одним глазком посмотреть, что там такое.