Словарь современного молодежного жаргона
Шрифт:
Следуя указаниям отца, парень подошел к дому.
– Микели, – ответил он.
– Кто ты? – спросил Хуанне, делая шаг вперед, словно не слыша его.
– Микели Ладу, – повторил тот. Луна осветила его волосы цвета воронова крыла – такого же, как и у всех из его семьи.
– Чего ты хочешь?
– Крови, – ответил парень.
Хуанне рассмеялся.
– Ты один? – спросил он, не опуская оружия.
– Нет, – ответил за него Бастьяну, выходя из темноты. Одной рукой он выхватил у Хуанне винтовку, а другой схватил за горло и швырнул через двор, как пустой мешок. Зироламу в мгновение ока набросился на него, приставив к горлу лезвие ресользы [31] .
31
Ресольза – один из видов традиционных складных сардинских ножей.
Ругаясь, вышел Джанмария, и Нереу быстро накинул петлю на его шею, швырнув на землю.
Ладу потащили их к большому многовековому оливковому дереву на краю поля. Чириаку метались, как звери на скотобойне, из их ртов шла пена, они пытались ослабить хватку пеньковых веревок. Нереу и Зироламу подвесили Джанмарию за шею к одной из ветвей дерева, заставив его встать на цыпочки, чтобы не задохнуться, и засунув в рот носовой платок, чтобы замолчал. Хуанне привязали стоя к толстому стволу – так туго, что у него перехватило дыхание. Он побледнел, понимая, что его ждет.
– Просто скажите: почему? – спросил их Бастьяну своим глухим голосом.
– Послушай, Бастьяну, – пробормотал Хуанне. – Клянусь, мы бы сожгли и остальные поля.
– Vesserias [32] , – пробормотал Нереу, возвышаясь над ними как дуб. – Не шути с нами…
– Посмотри на себя – ты плачешь и умоляешь о прощении, как женщина, – прошипел Бастьяну.
– Пожалуйста, Бастьяну, молю тебя…
– Молить следует в церкви. – Бастьяну сказал это по-итальянски, словно тот был недостоин языка предков. – Микели! – позвал он сына.
32
Вранье (сард.).
Парень приблизился к нему. Отец вынул из ножен и вложил ему в руку леппу [33] с ручкой из бараньего рога и сверкающим лезвием длиной в девять пальцев.
– Ты напуган? – спросил он его на родном наречии.
Микели покачал головой. Его глаза были двумя льдистыми чешуйками вулканического стекла. По тому, как он стоял, отец понял, что сын жаждал стать мужчиной. Это вселило в него уверенность, что у Ладу хорошее будущее.
– Тогда зарежь его.
Прежде чем Хуанне успел закричать, Зироламу сунул ему в рот тряпку, пресекая крики в зародыше.
33
Леппа – сильно напоминающее шашку традиционное сардинское холодное оружие, совмещающее собственно оружейную и хозяйственную функции; ныне является чисто историческим.
– Счастливого пути в ад, – прошептал Нереу ему на ухо.
Несколько секунд парень наблюдал за отражением малиновой луны на лезвии, которое, казалось, почти призывало его к насилию, а затем нанес первый удар. Нож вошел в плоть, будто та была теплым маслом. Опьяненный этим новым ощущением силы, юноша, удерживая пленника за шею левой рукой, правой несколько раз ударил его со все большей силой, страстно, словно опьяненный безумием.
– Хватит играть! – дернул его отец.
С ловкостью мясника парень выпотрошил Хуанне Чириаку и сморщил нос, как только едкий запах кишок ударил ему в ноздри. Затем сделал несколько шагов назад и увидел, как кровь капает из распоротого живота, пропитывая землю, в то время как глаза мужчины гаснут, словно тлеющие угли, задушенные пеплом.
Бастьяну подошел к нему вплотную и выхватил леппу из рук, вытряхнув его из убийственного транса.
– Ми, мы здесь не для того, чтобы развлекать тебя, fizzu meu [34] , – сказал он, ласково шлепнув отпрыска. Глаза парня были залиты кровавым экстазом. Он тяжело дышал, но улыбнулся и кивнул. Он почувствовал, что стал настоящим горным Ладу. Наконец.
Себастьяну подошел к Джанмарии, который был беспомощным свидетелем расправы, и, стерев кровь с лезвия, намазал ею свои покрытые щетиной щеки.
34
Сын мой (сард.).
– Segundu sa vida, sa morte [35] , – сказал он ему. Очистил рукоять от отпечатков пальцев сына, разжал руку Чириаку клещами и вложил леппу в его руку. – Пришло твое время.
Джанмария начал брыкаться, как свинья, услышав, как клинок рассекает воздух.
Нереу и Зироламу дернули за веревку, подняв врага на пять с половиной метров над землей. Они хорошо завязали веревку вокруг кривой ветки – и вчетвером бесстрастно наблюдали, как тот танцевал, подвешенный, словно Иуда, пока не обмочился и, дернувшись в последний раз, как животное, свернул себе шею и скончался под непрекращающийся хор цикад.
35
Как жил, так и умер (сард.).
Оружие упало к его ногам.
Не говоря ни слова, Нереу и Зироламу ушли за канистрами с бензином, которые хотели использовать для конопли, а двое других подметали землю оливковыми ветвями, стирая следы.
– Сними свитер и футболку, – приказал Бастьяну сыну, который повиновался, дрожа в морозной ночи.
Мужчина взял одежду и, сняв с себя тяжелое шерстяное пальто, накрыл им парня.
– Дед будет счастлив, – сказал он, взъерошив ему волосы. Отец и сын молча шли домой, как будто ничего не произошло.
Когда сзади них заполыхали поля, они даже не оглянулись.
Глава 10
Лигурийское море
Было бы проще лететь на самолете, но Ева чувствовала необходимость пересечь море. Она тешила себя надеждой, что сможет уплыть из прошлого, позволив этому бесконечному пространству жидкой темноты разделить их, обуздать плотоядную силу воспоминаний, а затем предательски утопить их в бездне. Это был не просто уход, а побег. Поэтому лучше было перерезать пуповину воспоминаний, опираясь на что-то конкретное, осязаемое. Символом ее возрождения должна была стать вода. Вот почему она забралась на самую высокую точку корабля, не оглянувшись ни разу в сторону Генуи, в сторону полуострова. Она смотрела только вперед, устремленная к будущему, пусть неопределенному и туманному.
На палубе запах нефти и ржавчины перебивал соленый запах моря. Перила трапа были липкими от соленых брызг, но это все равно не помешало ей ухватиться за них. Волны шептались вокруг нее, а ярко-красная луна освещала скалистый профиль Корсики. Сардиния все еще была далекой иллюзией. Но все же она была рядом, затерянная в смолянистой тьме, в околоплодных водах отрешенности.
Ева Кроче увидела других бессонных пассажиров на нижних палубах. Она не могла различить их силуэты, только угольки сигарет и клубы дыма прорывались сквозь темноту. И все же, несмотря на их присутствие, Ева чувствовала себя одинокой.