Словен. Первый князь Новгородский
Шрифт:
— Он никогда на это не пойдет, — еле слышно проговорил Довбуш.
— Еще как пойдет! Насколько я знаю по отзывам знающих его людей, это человек без чести и совести, всеми правдами и неправдами стремящийся к высшей власти. Он уже получил власть в племени, завтра он захочет получить ее в стране. Боюсь, что это может привести к межплеменной вражде, которая погубит страну.
Довбуш стал руками отмахиваться от Словена, как от нечистой силы:
— Ну, это ты страшилки рассказываешь! Такого не может быть, поэтому никогда не будет. Пока я жив, по крайней мере.
— Каждый правитель должен смотреть вперед, предугадывать те или иные
Говоря это, Словен вдруг заметил в глазах Довбуша злой, непримиримый огонек и насторожился. Он знал, что тот был порой самолюбив и упрям и мог стоять на своем, даже видя, что не прав. Так, видно, случилось и на этот раз. Довбуш прервал Словена и заговорил отрывисто, стуча кулаком по подлокотнику кресла:
— Ты всегда был слугой двух господ. Ты дружил со мной, но в то же время был в любимцах у Велемудра. Тебя, как видно, коробят мои преобразования, тебя тянет к старинке, ко временам Велемудра. Тебе жаль его соратников, ты с предубеждением относишься к людям, которых я ставлю на государственные посты. Я знаю, ты был в ссоре с Изяславом и хочешь моими руками расправиться с ним. Но я тебе этого не позволю сотворить. Я его буду защищать до конца.
Но и Словен закусил удила. Он встал, и, глядя в лицо Довбуша, проговорил жестко, сурово:
— Смотри, великий князь, куда идешь сам и ведешь за собой страну. Ты направляешься в пропасть. Ты завис над ней. У тебя нет опоры, а власть без поддержки не существует, и ты скоро падешь. Мне жаль тебя, но еще больше жаль Руссинию, которую своими недальновидными действиями можешь погубить.
Речь Словена была столь неожиданно резкой, что Довбуш даже не нашелся, что ответить, только смотрел на князя неподвижным взглядом и открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег.
Словен встал и вышел из горницы. Он кипел от негодования. Он впервые понял, что на престол сел человек смелый, но недалекий, с ограниченным умом, которому не дано понять, куда идет страна, куда ее вести, который не может просчитать, к чему приведут те или иные его шаги, а также действия приближенных. Его глаза застили льстивые слова людей из окружения, он упивается своей властью, и ему кажется, что все будет совершаться только по его желанию и хотению. Но жизнь жестока, и в ней идет постоянная борьба. И самая кровавая и беспощадная борьба — это борьба за власть. В ней не гнушаются никакими средствами, легко и охотно применяют и обман, и коварство, и лесть, и убийство. И по этому пути пошел Изяслав. Он начал утверждать свое влияние с Боярской думы, теперь получил власть в самом могучем в Руссиниии племени бодричей, следующий его шаг — это престол великого князя…
И тут Словен вдруг остановился посредине улицы и рассмеялся. А чего он, собственно, так старается и ради кого он так хлопочет? Ради себя? Нет, если даже власть в стране захватит Изяслав, он, Словен, уедет в родное племя и станет спокойно править. Изяславу его не достать. Наоборот, великому князю не раз придется обращаться к нему за помощью — то в случае отражения нападения врагов, то побыстрее прислать дань,
Изяслав грозит власти Довбуша. Вот он пусть и беспокоится. Если же ему невдомек, что его могут свергнуть с престола, то помочь невозможно. Главное, он, Словен, его предупредил, значит, совесть его чиста. Пусть будет так, как будет. К тому же до межплеменной вражды скорее всего не дойдет, зря он беспокоится; сколько после Русса перебывало правителей на престоле, но обходились без смуты, может, и на этот раз все обойдется тихо и мирно.
События последних дней так закрутили Словена, что он не находил времени для встреч с Баженой и после возвращения с охоты они еще не виделись. Он послал ей весточку, и вот она, радостная, разрумяненная, спешит к нему. Его в который раз умилила ее тоненькая фигурка и большие лучистые глаза, красноречиво говорившие о любви к нему. Какая удача, что он встретил ее на своем пути!
Она подошла и доверчиво прижалась к нему. Они пошли вдоль улицы.
— Я так ждала встречи. Где ты пропадал? — нарочито капризно проговорила она.
— В Рерике такое творится! Про вече слышала?
— У нас дома что-то говорили, но я ничего не поняла.
— Тебе, наверно, и не стоит всего знать. Как отец, не полегчало?
— Нет, все так же.
Боярина Войцеха несколько месяцев назад разбил паралич, он передвигался только с костылем.
— Что мама?
— Переживает очень, не отходит от него. Лекарей, волхвов наприглашала, да только мало от них толку.
— Ничего, не сразу. Пройдет время, поправится.
— Мы тоже с мамой надеемся.
— Хотел к вам зайти, да не знаю, вовремя ли?
— Зачем зайти?
— Не догадываешься?
— Нет…
— Плутовка, по глазам вижу, что поняла. Ведь так?
— Ведь так, — передразнила она его. — А ты не ходи вокруг да около, а скажи прямо.
— Засватать тебя хочу. Пойдешь за меня замуж?
Она лукаво посмотрела на него, улыбнулась радостно, проговорила загадочно:
— Не знаю… Не думала… Может, пойду, а может, и откажусь.
— Вот какая у нас, мужчин, судьба неверная. Не знаешь, пойдет за тебя девушка или откажет?
— А ты попробуй, посватайся. Может, и повезет!
Однако события стали развиваться так стремительно, что было не до сватовства. На вече Изяслав вдруг заговорил о стародавних обычаях, которыми жили племена много веков и тысячелетий и которые стали забываться в последнее время. Он стал восхвалять прежние законы и порядки, когда не было ни воровства, ни мздоимства, ни разбоя; все это появилось с рождением государств и все больше и больше разъедает жизнь народа. Он стал призывать к тому, чтобы все серьезные вопросы решались внутри племен, независимо от воли и желания великого князя.
— Пусть Довбуш вершит общегосударственные дела, а племенные вопросы будем решать мы сами, бодричи!
Толпа, не рассуждая, охотно и дружно поддержала своего обожаемого князя, которого стала считать чуть ли не богом.
Словен стоял на площади, и сердце его одевалось холодком. Он понял, что Изяслав ведет племя бодричей к обособлению от власти великого князя, а стало быть, к выделению из Руссинии. Этого он еще не сказал, но невооруженным глазом виден был его замысел. Если ему удастся раскачать устои Руссинии, то из состава ее выйдут и другие племена, и страна рухнет.