Слово авторитета
Шрифт:
Рыжий подошел откуда-то сбоку, совсем тихо и у самого уха произнес сердито:
— Ну, что сидишь? Ехать нужно. Старик дернулся от неожиданности и, заметив улыбающееся лицо, чертыхнулся:
— Тьфу ты, дьявол!
— А очко-то у тебя, кум, не железное. Видно, зэки здорово тебе нервишки-то попортили.
— Да уж, постарались, — согласился Федосеев, поднимаясь. — Ты по какой статье-то на зону угодил?
— Гоп-стоп, — улыбка у конопатого сделалась еще шире.
На разбойника он походил мало. Скорее в нем что-то было от рыжего
— Оно и видно, — проскрежетал зубами Иван Степанович, направляясь к кабине.
За рулем сидел аристократ. Всем своим видом он давал понять, что не собирается метать бисер перед кумом, пусть даже бывшим, и если бы не воля Закира, так давно бы свернул ему шею, словно петуху, обреченному на жаркое.
Больше говорил конопатый. И совсем не из любви к красным погонам, а лишь потому, что таков был его характер. Федосеев сидел между ними, смотрел прямо перед собой и лишь иногда поддакивал, чтобы разговор не увял.
Проехали капотненские проезды и свернули на небольшую улочку, застроенную с обеих сторон типовыми хрущобами, которые наверняка были свидетелями незабываемого дня, когда рабочий поселок нефтеперерабатывающего завода слился воедино со столицей.
— Заворачивай туда! — указал Иван Степанович на деревянный дом, втиснувшийся между двумя трехэтажными зданиями. — Остановишь у калитки, а я пока ворота отопру.
— Ты чего, кум, совсем, что ли, сдурел? — не выдержал аристократ. — В такой халупе «стволы» держать.
— Послушай, ты забыл про маляву Закира? — сурово напомнил Федосеев и, не дождавшись ответа, добавил:
— Тогда не тявкай!
— Кстати, а почему нам Закир сам не позвонил на трубу о своем желании?
— не отрывая взгляда от лица Федосеева, жестко поинтересовался аристократ.
В какую-то долю секунды Ивану Степановичу показалось, что все пропало.
Он даже почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Не без труда уняв трепыхающееся сердечко, сказал равнодушно:
— А что ты у меня-то спрашиваешь? Тебе бы этот вопрос Закиру задать надо. — И, повернувшись к конопатому, зло потребовал:
— Ну, пропусти!.. Чего расселся-то!
Рыжий бодро спрыгнул на землю, пропустив Федосеева. Немного косолапо, почти по-стариковски, он добрался До калитки и отомкнул ее длинным, напоминающим пику ключом. С минуту он гремел во дворе тяжелыми металлическими запорами, после чего торжественно распахнул ворота.
Газанув разок, «ЗИЛ» въехал в тесный дворик.
— Кум, куда грузить-то? У тебя здесь даже не развернешься.
— В дом, мои родимые, в дом, — ласково пропел Иван Степанович. — Только вы бы поаккуратнее, пожалуйста, не особенно топчите. Я человек немолодой, баб у меня нет, за чистотой приходиться следить самому.
Насчет женщин Федосеев кокетничал. Он себя считал нестарым и не далее как вчера вечером вправил под кожу своего молодца одной восемнадцатилетней
Этот домик достался ему по наследству от старшей сестры, так и не сумевшей выйти замуж и умершей в одиночестве пять лет назад.
— Ну, я, в натуре, Закира не понимаю! — кипятился конопатый, стаскивая ящик. — И нужно ему сюда «стволы» прятать, если здесь даже путевого замка не отыщешь.
Федосеев только хихикал;
— В том-то и понт! Никто и подумать не посмеет, что здесь оружие хранится.
Ящики с оружием перетаскали в темную комнату и завалили каким-то древним хламьем.
— Послушай, я сейчас все-таки на трубу Закиру скину. Что-то в этом деле мне много непонятного, — произнес аристократ, когда Федосеев скрылся в соседней комнате.
Конопатый пожал плечами:
— Не любит он, когда его без особого дела дергают. Да еще по сотовому.
— Как бы потом поздно не было, — набрав номер, он с минуту терпеливо ждал, вслушиваясь в длинные гудки, после чего недоуменно произнес:
— Не отвечает… Не бывало с ним такого.
Громко стуча каблуками, вошел Федосеев. В руках он держал большую бутыль «Абсолюта». Очевидно, только что извлек водку из холодильника. Протер запотевшие стеклянные бока и сдержанно, старательно пряча клокотавшее в нем ликование, произнес:
— По стопочке… чтобы лежалось ему легче. Аристократ скривился:
— Ты будто бы не о «стволах» говоришь, а о покойнике. Иван Степанович замечанию не внял. Разлил водку в небольшие хрустальные рюмки.
— Послушай, кум, мы тут вот что решили. Ответа от Закира нам дождаться нужно. Если его не будет, тогда уж извиняй… обратно поволокем.
— Я вас неволить не буду, — равнодушно произнес Иван Степанович, отрывая взгляд от стола, где аккуратно, бок о бок, стояли маленькие рюмки, до краев наполненные пьянящим дурманом. — Дело ваше, как посчитаете нужным, так и поступайте. Только как бы потом Закира не разозлить.
— А что это ты, кум, о нас беспокоиться стал? Ведь не вертухайское это дело.
На такие слова полагалось обидеться. Федосеев помрачнел и проговорил хмуро:
— Ссориться я с вами не собираюсь. А только ведь Закир и деньжат велел вам за работу подбросить. Ведь не зря же горб трудили. — Иван Степанович заметил, как глаза пацанов радостно блеснули. Он отошел к старомодному шкафу, запертому на ключ, и, роясь в карманах, негромко негодовал:
— Хотя за пустяшную работу давать такие деньги!.. Ну, многовато!.. Меня бы кто так баловал в молодости. Так нет же! — наконец ключ отыскался, он отомкнул дверцу, скрипуче повернувшуюся на петлицах, и сунул руку внутрь. — Где же это они… И не сыщешь так сразу… Ах вот, нашел!