Слово авторитета
Шрифт:
Гоша Антиквариат опоздал на пятнадцать минут. Так надо. Есть пословица; точность — вежливость королей. Что довольно верно, ибо подневольные министры в приемной государя могут ждать бесконечно долго. Но он приходит минута в минуту, не заставляя их волноваться. Гоша Антиквариат хотел, чтобы его ждали. Не следовало злоупотреблять собственным могуществом, но несколько минут будет на пользу.
Старик никому не стал подавать руки, лишь слегка кивнул и сел на стул, подставленный телохранителем.
— Ты меня звал? — спросил Сева Вологодский. Заносчивость Антиквариата была неприятной, если не сказать большего.
— Оставьте нас, — сказал он, чуть обернувшись.
— Ты знаешь, почему я выбрал именно этот бар?
— Понятия не имею, — как можно равнодушнее произнес Сева Вологодский.
— Старость, знаешь ли, очень способствует пониманию жизни. Посмотри в это окно, что ты там видишь?
Сева Вологодский слегка повернул голову. Его раздражение почти прошло.
Этот старик всегда был чудаковатым.
— Ну и что я там должен увидеть? — спросил вор.
— Церковь, мой друг! Купола! — почти восторженно протянул Гоша Антиквариат. — Неужели у тебя не замирает сердечко от этого?
— Я не столь сентиментален, — мрачно буркнул Сева.
— Ничего, это проходит с возрастом. А церковь эта называется Происхождение Честных Древ, или, иначе, Всемилостивого Спаса. Не правда ли, сколько музыки в этих словах. А по другую сторону, — голос старика сделался зловещим и больше напоминал шипение змеи, — кладбище. Довольно веселенькое соседство. Так вот. Я тебе хочу сказать, чтобы на этом чистом кладбище был похоронен человек, который сорвал нам… акцию. И по чьей вине мы понесли огромные убытки. А если ты этого не сделаешь, так можешь смело подбирать место и для себя, — почти ласково пропел старик.
Взгляд Гоши Антиквариата был взглядом пресмыкающегося — холодный, застывший, какой может быть только у змеи, когда она поднимает голову, но не для того, чтобы ужалить, а лишь затем, чтобы смертельно напугать.
Старый вор владел искусством леденящего взгляда в совершенстве.
Впрочем, его угрозы никогда не были голословны, и он всегда доводил их, если была необходимость, до логического конца.
— Ты меня понял, сынок? Что же ты молчишь, или у тебя язык к небу прилип?
Как это ни странно звучало, но Севу Вологодского действительно вдруг одолела неимоверная немота. Язык неожиданно сделался большим, занял всю ротовую полость и теперь больше напоминал неподъемное бревно, чем чувствительный орган.
Но если признаться в этом Гоше, так того непременно разобьет от смеха паралич — старикан обладал необычайно тонким юмором.
— Да, — наконец выдавил из себя Сева Вологодский. Таких, как Антиквариат, в России было всего лишь шесть человек. Двое оставались на воле: один был в Москве, другой в Питере, а вот четверо решили не покидать тюрьму вообще, признав ее своим домом. Между собой эти патриархи криминала связаны были невидимыми нитями и знали о делах друг друга практически все. И если Леня Колымский нечаянно чихал в Магадане, то Мельник непременно слал ему из Петербурга маляву с пожеланием скорейшего выздоровления.
Наверняка о предстоящем разговоре Антиквариат предупредил и своих древних корешей. Не мог не перестраховаться!
— Вот и отлично, — бодро сказал старик. Змея заползла в густые кусты, спрятав свое ядовитое жало. — А знаешь, ты плохо выглядишь, — посочувствовал он, приподнимаясь. — Я бы советовал тебе приналечь на фрукты. Витамины — первейшая вещь! Как можно больше прогуливайся на свежем воздухе, заряжай
— Следи за собой, если хочешь дожить до преклонного возраста.
Глава 55.
РАСПЛАТИТЬСЯ? ЛОВИТЕ ПО ПУЛЕ!
Смеркалось. Девять часов вечера. Огромный красный диск низко завис над горизонтом и, похоже, не очень-то торопился скатываться вниз. Но впечатление было обманчивым — уже через несколько минут он спрячется ровно наполовину, и город мало-помалу станет погружаться во тьму.
Иван Степанович сидел на скамеечке и тихонько покуривал. Это была уже вторая сигарета. Первая, скуренная по самый фильтр, лежала под ногами, зарывшись в ржавую пыль.
В доме напротив, с огромным участком, огороженном трехметровым кирпичным забором, было тихо. Если не сказать точнее — абсолютно никаких признаков жизни. Но Федосеев знал, что это не так. В доме находились два парня.
Один, лет двадцати двух, весь конопатый, похожий на простачка из сельской глубинки, другой — немного постарше, с тонким аристократичным лицом, серьезный и даже слегка смурной, как будто бы с пеленок сидел в государственных палатах.
Иван Степанович успел к ним приглядеться за последние три дня, с тех самых пор, как стал вести наблюдение за домом. Их встречи были по большей части случайными, где-нибудь в продуктовом магазине, когда один из молодцев отправлялся прикупить колбаску с хлебушком, да и выпить чего покрепче. Но в любом случае они никогда не выходили вдвоем, один из них всегда находился в доме. Но даже в этом случае между ними существовала бесперебойная связь в виде мобильной «трубы», которая кокетливо торчала из кармана легкой рубашки у каждого.
Солнце скрылось уже на три четверти. И во многих окнах вспыхнул свет.
Лишь в доме напротив упрямо берегли электроэнергию.
«Пора», — решил Иван Степанович. Он уверенно поднялся, отшвырнул далеко в кусты недокуренную сигарету и бодро направился к небольшому каменному домику.
Теперь он мог с уверенностью сказать, что о парнях из дома он знает все. Или правильнее будет сказать, почти все. В конце концов, ему неведомо — ходили ли они в детский сад, или когда избавились от обременительного звания — девственник, и сколько женщин перепробовали… впрочем, его это не интересовало. Важна суть! А люди, с которыми ему предстоит разговор, весьма опасны, о чем говорит их немалый уголовный послужной список. Конечно, они обыкновенные бакланы, но в перспективе их ожидает статус «положенцев», что само по себе тоже очень немало.
Возможно, Федосеев и не стал бы докапываться до истины, но, кроме личного интереса, в нем заговорила профессиональная черта — знать о своих собеседниках как можно больше. В конце концов, бывших оперов не бывает.
Стараясь выглядеть как можно беспечнее, Иван Степанович подошел к калитке и надавил на кнопку звонка. С минуту сохранялась полнейшая тишина, как будто бы дом и вправду вымер, но затем откуда-то сверху недоверчивый голос поинтересовался:
— Кто там?
Иван Степанович невольно задрал голову. Под козырьком было встроено недремлющее око видеокамеры, способное зафиксировать каждый шаг нежелательного гостя. Теперь становится понятной некоторая их медлительность. Юноши посчитали его подозрительным элементом и неторопливо рассматривали дядьку во всех возможных ракурсах.