Слово короля
Шрифт:
Королева Ала знала, зачем Анна велела взять сказителя ко двору: Арка старого Двора не только плачет, когда король покидает замок; лоза на ней распускает цветы, когда кто-то из королей проходит под нею. Анна уловила фамильное сходство, угадала его, хочет насолить сестрице. О, Великие небеса! Как права была Ала, окружая себя только молодыми.
И как хорошо, что нет здесь отца Иннокентия.
Принцесса Асса толкнулась о железную решетку, протянула сквозь нее руки.
— Есть ли у вас сердце, святой отец?! — воскликнула принцесса.
— А у вас, ваше высочество?.. — священник отпрянул
— Это его отец враг, а не сам он! Он не стал бы нападать! Как вы не понимаете, гнусный, старый…
— Ну-ну. Старика всякий может оскорбить. А вы подумаете вот о чем. Отчего ваш нареченный так уверен, что вы не окажитесь заложницей во дворце его отца, едва прибудете туда?.. Неужто он задумал отравить своего родителя?.. А может быть, его отец знает обо всем? Может быть, это герцог ваше похищение замыслил?
Молчала принцесса Асса. Слезы текли по ее лицу.
— Вам повезло, — проговорил отец Иннокентий весомо, — что ее величество разгадала ваш сговор с ее высочеством Анной. А теперь будьте умницей, скажите мне, где поджидает вас маркиз с друзьями — и возвращайтесь в свои покои, как будто ничего не было. Уж ваша венценосная сестра придумает, как объяснить ваше отсутствие.
— Ах вы лицемерный гриб! — принцесса сжимала прутья, руки ее дрожали. — Так вот вам, вот! Я не собиралась бежать ни с каким маркизом! Я с ним для отвода глаз флиртовала, он даже не знает ничего! Я вообще хотела…
Она осеклась.
— С кем вы хотели бежать? — удивленный, отец Иннокентий подался к решетке ближе — и едва успел уклониться от кулачка принцессы, нацеленного ему в глаз.
— Не скажу, — принцесса Асса надулась.
«Как он смог остановить меня? — думала она зло, оглядывая камеру для почетных гостей: золотая вышивка, пурпур, мягкие подушки… Ее платье служанки было здесь как коричневая заплата в солнечном сне. — Я ведь спрашивала и у шара, и у колодца, и у проточной воды! Для ма… для сестрицы шар туманится, но не для меня же! Все должно было получиться…»
Принцесса Асса умела спрашивать.
А тем временем, золотым днем, синеглазый оборванец в синем потрепанном плаще прошел под Аркой Королей, Аркой Старых Ворот, что во дворе замка Оринахтов — и лоза осталась пустой. Ни один цветок не распустился.
«Как же так? — думала принцесса Анна, хмуря светлые брови и откидываясь на подушки без сил. — Я ведь была так уверена…»
Она была уверена, когда слушала ласковый, проникающий в самое сердце голос бродяги; такой голос звучал в ее снах; так говорил дед, когда единственный раз брал ее на колени. Слишком молода, чтобы помнить короля как следует — но принцесса Анна была из Оринахтов, а у каждого из Оринахтов есть своя колдовская сила. Принцесса Анна умела слушать.
Королева Ала поджимала губы, глядя на беззаботного бродягу, что вступал в замок своих предков. Королева не сомневалась ни капли, королева была уверена: замок помогает законному королю. Только почему же оборванец не хочет, чтобы его узнали?.. Чьи это происки, что за игра?..
Королева Ала умела видеть — и видела шелковую удавку на своей шее.
Попросить Виера, чтобы один из его людей?.. Нет. Нет. Рано.
— Итак, рассказывай, — принцесса Анна откинулась на подушки. Губы она кривила устало, всякое оживление ее покинуло. Бродяга, чисто вымытый, в одежде прислуги — скомканный свой синий плащ он держал под мышкой — стоял напротив и тревожно щурил глаза, переминался с ноги на ногу. — Заканчивай сказку.
«И фарс этот закончим,» — подумала принцесса.
— Нельзя так, ваш-ссочество, — бродяга как выпрямился, приосанился.
Шепот пробежал по залу.
Облака расступились за окном, луч послеполуденного солнца упал в малую парадную залу, заиграл красками на одеждах. Немного придворных у королевы Алы, все больше рыцари и боевые начальники да дамы — а все-таки и тут есть, где разгуляться глазу: золотое шитье, кремовый бархат, изумрудное сукно, алый сафьян, самоцветы всех сортов и мастей — алмазы, бирюза, турмалин, рубины, опалы, топазы…
— Нельзя так, ваше-ссочество, — проговорил оборванец. — Одну сказку вы оборвали, теперь уже все, ветер ее унес, сбывается она в других краях, идет лесной тропинкой принц с вороненком… Прикажете другую начинать?
Снова стал голос его легким, приятным, снова понес он ее на волнах… Снова поджала губы королева Ала в резном деревянном кресле.
Утомленно смежила веки принцесса, устав от блеска, от яркости и от красок.
— Начинай, — велела она.
— Далеко-далеко на севере, где солнце видно несколько раз в год, а о скалы бьется серый океан, жил-был посреди болота великан-людоед. И так он был страшен и грязен, что стоило кому увидеть его хоть издали, как падал он замертво. А людоеду только того и надо было: сразу волок он заплутавшего путника в свою землянку, сдирал с него кожу, вешал на крюк, а мясо вялил, солил и ел…
Видит королева Ала, как снова что-то появилось живое в глазах принцессы. Румянец заиграл, спина выпрямилась, пальцы, судорожно сведенные, распрямились, губы чуть вздрагивают.
Молчит королева Ала.
— И вот заговорила как-то одна из шкур: «Что-то у тебя в землянке, людоед, совсем скучно… Сверчка бы ты, что ли, хоть завел, за очаг посадил!» — «Да нет у меня очага, — отмахнулся людоед, — одна лужа в полу!» — «Так лягушку заведи, — говорит шкура, — жалко тебе, что ли!»
Подумал-подумал людоед, пошел на край болота, выбрать себе лягушку поголосистее. Долго выбирал — и тут молвит одна ему человеческим голосом: «Возьми меня, людоед, я тебе пригожусь!»
Кто-то из придворных засмеялся; улыбнулась принцесса, блестя глазами. «Что такого? — подумала королева Ала. — Что ей может тут нравиться? Что за магия скрыта в его голосе? Что за дар ему дан?»
— Долго ли коротко ли, но очень людоед к своей лягушке привязался. И споет она ему, и обед приготовит, и советом поможет… Вспахал людоед делянку у себя за хижиной, давай овощи выращивать, и так ему это дело приглянулось — о человечине даже не помышляет. Зашевелилась тогда вторая шкура на стене и говорит: «Ах, людоед, какие овощи у тебя прекрасные, я когда человеком был — и то такого не ел! Ступай-ка ты продай их на рынок в деревню, большие деньги получишь, обнову себе купишь». Запала эта мысль людоеду в голову. Уж как его только лягушка не отговаривала, а только людоед уж решил — значит, решил. Вот он положил овощи в тачку и отправился в путь. Налетела буря, ураган, и видит — навстречу ему толпа лесорубов. «Ага, — закричали они, — поганый людоед! Небось, ограбил честного крестьянина, да еще и сожрал его!» Накинулись на людоеда и избили его до полусмерти, еле он ноги унес.