Слово о словах
Шрифт:
У М. Ю. Лермонтова есть даже один неоконченный рассказ, весьма замечательный во многих отношениях, где в сложную фабулу вмешивается путаница между немецкой фамилией «Штосс», названием карточной игры «штосс» (от немецкого «штосс» – толчок) и русским вопросительным местоимением «что» со «словоерсом» – «Что-с?»
В отрывке этом изображается странная встреча героя со стариком призраком, только что вышедшим из мрака:
«Старичок улыбнулся.
– Я иначе не играю! – проговорил Лугин.
– Что-с? – проговорил
– Штосс? Это? – у Лугина руки опустились…»
Вся сцена оказалась бы невозможной, если бы не наличие в языке того времени «словоерсов». Как видите, своеобразное присловье это было во дни Лермонтова вещью весьма распространенной. Держалось оно и позднее. По свидетельству современников, со «словоерсами» разговаривал славный наш флотоводец П. С. Нахимов. Пользовались ими и многие другие исторические лица. Да, пожалуй, даже сейчас еще можно услышать из уст человека постарше: «Ну-с, нет-с!» или: «Тэк-с, тэк-с, мой друг!» Что же все-таки значит и откуда взялось в нашем языке это непонятное «с»?
ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН И ЕГО СОСЕДИ
«Словоер-с приобретается в унижении!» – горько говорит штабс-капитан Снегирев.
Раскройте «Евгения Онегина» – величайшее из произведений нашего великого поэта. Здесь в пятой строфе второй главы вы найдете рассказ о том, почему и за что обиделись и рассердились на столичного щеголя Онегина его простоватые деревенские соседи-помещики:
… Все дружбу прекратили с ним.«Сосед наш неуч; сумасбродит;Он фармазон; он пьет одноСтаканом красное вино;Он дамам к ручке не подходит;Все да да нет; не скажет да-сИль нет-с». Таков был общий глас.Выходит, по мнению провиницалов-дворян, произносить «да-с», «нет-с» и тому подобные слова со «словоерсами» было признаком не унижения, а хорошего воспитания, вежливости. Столичный же аристократ Онегин никак не желал выражаться столь вежливо. По его мнению, разговор со «словоерсами» был и впрямь унизителен, показывал плохое воспитание и невысокое положение того, кто к нему прибегал.
Совершенно ясно, что приставка эта не только являлась в тогдашнем обществе чем-то весьма привычным и распространенным; ей еще придавалось особое значение в разных общественных слоях и классах. О ней судили по-разному, и притом довольно горячо.
Тем интереснее допытаться, как могло сложиться столь острое и различное отношение к маленькому присловью, «в одну буковку». Что выражало собой и о чем напоминало оно?
ПИР У ЦАРЯ ИВАНА IV
Есть у писателя и поэта А. К. Толстого роман из времен царя Ивана IV – «Князь Серебряный». Среди прочих сцен имеется там одна, которая разыгрывается во время пира в царской трапезной. Важные гости сидят за столами, а стольники и гридничьи отроки разносят им вина и снеди и, кланяясь в пояс, вежливо говорят каждому:
«Никита-ста! Царь-государь жалует тебя чашей со своего стола!»
Или:
«Василий-су! Отведай сего царского брашна!»
Словом, что-то в этом роде.
Любопытно узнать, каково значение незнакомых нам выражений: «Никита-ста» и «Василий-су»?
В те далекие времена приставки «су» и «ста» на самом деле придавали обращению вежливость и почтительность. Людей уважаемых, властных полагалось бы, собственно, «чествовать», добавляя к имени каждого либо словечко «старый», либо «сударь» (то есть «государь»). Такой обычай существовал в древности.
Но именно потому, что подобные обращения повторяли изо дня в день, постоянно, не заботясь о смысле, а только стараясь, чтобы приветствие было вежливым по форме, окончания почтительных слов, на которые не падает ударение, мало-помалу стали произноситься всё менее и менее ясно, сделались невнятными и, наконец, совсем отпали. Так засыхает и отламывается кончик ветки, к которому почему-либо перестал притекать животворящий сок.
Удивляться этому нет причин. В нашем современном языке мы имеем множество близких примеров.
Скажите, что чаще приходится вам слышать:
«Анна-Ванна» или «Анна Ивановна»?
«Благодарю вас» или «блдарюсс»?
Мы сами доныне все еще, как царедворцы времен царя Ивана, говорим своим собеседникам: «Скушайте, пожалуйста!» А ведь это значит не что иное, как «Скушай, пожалуй, старый» (то есть: «пожалуй, награди меня такой милостью твоей»).
Сорок-пятьдесят лет назад можно было повсеместно услышать своеобразное обращение: «милсдарь».
«Пслушть, милсдарь!» – заносчиво цедил сквозь зубы какой-нибудь важный чиновник 1910 года, обращаясь к лицу незнакомому и не слишком, по всей видимости, значительному.
«Генерал медленно повернул ко мне свое лицо… и выговорил:
– Вы… тово?.. Вы осмеливаетесь, мальчишка, молокосос? Осмеливаетесь шутить… милостисдарь?» – Так в 1883 году передает разговор между начальником и подчиненным А. П. Чехов.
Еще примерно за пятьдесят лет до этого И. С. Тургенев записал то же обращение в несколько более полной его форме:
«Я, наконец, вынужденным нахожусь, милостивый сдарь мой, вам поставить на вид!» – говорил генерал Хвалынский, – обращаясь к лицам низшим, которых… презирает.
То, что в дни Тургенева звучало как «милостивый сдарь», то, что ко времени Чехова превратилось в «милостисдарь», то еще ранее существовало как полное обращение: «милостивый государь». Это наглядно показывает, как слово за долгую жизнь может потерять значительную часть составляющих его звуков.
ТАЙНА СЛОВОЕРСОВА РАСКРЫТА
После такого путешествия во времени тайна штабс-капитана Снегирева может быть легко раскрыта. Ключ к ней лежит в истории нашего языка.