Слово за словом. Благотворительный сборник коротких рассказов

Бакулина Ирина

– Послушать тебя, к тридцатнику все просто должны смириться с тем, что в отношениях наступает пиздец, и жить дальше, – начала заводиться Лена. – Окей, окей, окей.

– Послушать тебя, человека можно остановить, воткнув ему в руку вилку. Мы не сможем вернуться назад такими, какими были семь лет назад. Если что-то менять, то здесь. От смены декораций ничего не произойдет.

– Сколько мы уже пытались?

– Не помню. Помню, что сегодня должен был забрать от тебя вещи.

– Мне показалось, что, если ты уйдешь, я умру, – вдруг

сказала Лена, – и я разозлилась оттого, что ты этого не понимаешь.

Она вспомнила те времена, когда казалось, что они сшиты вместе, так крепко – не разорвать. Когда даже минуты врозь были невыносимы. Когда от переизбытка чувств хотелось плакать. Когда от простого касания рукой нечем было дышать.

Куда все делось? Почему остались только горечь и упреки? И почему тогда – и это обиднее всего – боль в его руке до сих пор ее боль тоже?

– Я бы, наверное, тоже умер, если б ушел, – тихо проговорил Марк, – поэтому я остался.

– А я думала, из-за вилки.

– Дура.

Они помолчали. В приоткрытом окне шумела автострада.

– Если ты хочешь быть вместе, надо пробовать здесь, – сказал Марк, – мы не будем сбегать и не будем притворяться, что ничего плохого не было. Не будем начинать все заново.

– А как тогда?

– Будем продолжать. Не обнулять ничего. Не говорить «окей». Завтра запечем курицу, выбросим все вилки. Может, я даже схожу к врачу, потому что рука пиздец как болит…

– Я тебя люблю, – прервала его Лена, приподнявшись на локте и прислонившись лбом к его лбу, – и заткнись ты уже про эти вилки…

Революция. Даша Берег

Валек ногой толкнул дверь, для приличия присняв большие наушники, с которыми расставался разве что в душе.

– Здрасьте. Я тут компьютеры все к сети подключаю. Побуду у вас пару часов.

В тесной каморке, совсем не похожей на другие кабинеты лаборатории, светили только яркие лампы над двумя небольшими парниками. На грязном столе стоял допотопный микроскоп, валялись пробирки и прочая химическая хрень. Возле всего этого хлама деловито терся лохматый дед. На вид ему было лет двести.

– Вы компьютером-то пользуетесь вообще? Интернет, чатики? – спросил Валек, сдувая пыль с монитора.

– Я занимаюсь селекцией колорадского жука, – важно сказал дед, – это произведет революцию в сельском хозяйстве.

– Класс. Люди придумывают лекарство от рака, но разводить жуков – тоже нормально, – хмыкнул Валек. Тут в каждом кабинете сидел чудик со странной миссией, но дед-революционер был просто Биг Боссом.

– А вы знаете, что колорадские жуки несъедобны для большинства птиц из-за скопления в их телах токсичных алкалоидов солонины, содержащихся в картофеле?

– Их никто не жрет?

– Да! – обрадовался дед. – Я пытаюсь вывести вид жуков, организм которых будет вырабатывать фермент, расщепляющий алкалоиды. Увеличив число естественных врагов жука, можно значительно снизить степень обработки растений пестицидами. Вы представляете, что это значит?!

– Слабо, – признался Валек. Он не выносил лишней информации и уже готов был надеть наушники, когда дед спросил:

– Что это за армянские песнопения доносятся из вашего магнитофона?

– Моя любимая группа, «System of a down», – ответил Валек, пропустив «магнитофон» мимо ушей, – а как вы догадались? Поют-то на английском.

– А вы знаете, что каждой этнической группе свойственны…

И тут Валек все же надел наушники.

Он приходил в каморку несколько дней подряд, настраивая не нужную ни жукам, ни их жучьему богу сеть. Деда он прозвал Троцким за его грандиозные планы.

– Получается, вы создаете этих жуков для того, чтобы их съели птицы? – спрашивал Валек.

– Ученый должен быть беспристрастным, – важничал Троцкий и продолжал нежно сюсюкаться со своими жуками. Особенно он любил личинок – ласково называл их желторотиками и желал приятного аппетита, высаживая в парник.

Наверное, ради великого дела он мог бы скормить им и самого Валька.

– А когда начнется ваша полевая революция?

– Как Леонид Ильич даст отмашку, так и начнется.

– Это директор лаборатории что ли?

Троцкий задумался:

– Можно и так сказать…

Валька снова вызвали через месяц – устранить неполадки сети. На входе его остановил охранник Митрич, обедающий прямо на посту.

– Тут деньги собирают на похороны Жука, можешь тоже дать, сколько не жалко.

Валек понял, что речь идет о Троцком.

– Прикольный был дед, – грустно сказал он, – картошку хотел спасти.

– Да кому нужна его картошка, – заявил Митрич, поедая что-то из макдачного пакета, – щас все эту, гранолу, едят.

– А что это?

– Да хрен его знает. Что-то полезное.

– А его исследования?

– Да какие исследования! У него ж кукушка давно поехала. Ему казалось, что он все еще при совке живет. Главный из жалости подыгрывал ему, разрешал сюда приходить да херней своей заниматься.

– Так вот какого Леонида Ильича он имел в виду… А жуки?

– Себе забери, – разозлился Митрич и рыгнул картошкой фри.

– Мне-то они на кой? – удивился Валек, но, доделав все дела, все же зашел в стариковскую каморку и собрал всех личинок в банку – жалко было несостоявшихся революционеров.

– А это моя любимая песня, – сказал он вечером, приговорив целую сковородку жареной картошки. Банка с личинками стояла тут же, на столе. – Называется «Lonely day». Она могла бы стать вашим гимном.

Личинки не подавали признаков жизни.

– И что мне с вами делать? – вздохнул Валек. – Вы, наверное, голодные! У бабки Мани с соседнего двора по-любому в огороде картошка растет. Но если Троцкий над вами реально поколдовал, вас сожрут птицы. А если нет, кирдык бабкиной картошке…