Случай из жизни государства (Эксперт)
Шрифт:
ТОЧКА ПАДЕНИЯ
На месте катастрофы уже происходили события. Бандитские посланцы из Москвы, рыская по лесу в поисках чего-либо похожего на дорогу, наткнулись на мишку. А это животное, хоть и зовется косолапым, но в случае необходимости может развить весьма приличную скорость. Такая необходимость и обнаружилась в виде отставшего от бегущих товарищей Юрика Дрючка.
Сначала мишка, догнав, как бы обнял его и повалил на землю, казалось, без признаков злобы... А когда встал, то выяснилось, что у Юрика разорвана грудная клетка, а с головы снят самый настоящий скальп - как в фильмах про индейцев...
Теперь накачанный Дрючок, совсем
Бандитов осталось двое, и они не нашли лучшего варианта, чем вернуться ко всем остальным, ближе к руинам лайнера.
Потерпевшие уже развели три костра. Все слышали человеческие крики и медвежий рев в лесу, и поэтому никто не удивился возвращению двоих оттуда, куда ушли трое. И никто ни о чем не спрашивал.
Бандиты присели у огня. Стриженый Чурка (русский по имени Василий) дрожащей рукой вытащил из кармана кожанки пачку "Мальборо", вышиб сигарету. Длинноволосый Теря услужливо поднес золотой "Ронсон".
– Это, понял, масть нам прет, - облизнув пересохшие губы произнес Чурка-Василий.
Теря удивился.
– А Махновец? А Дрючок?
– А чего? Махновец ещё в самолете кони двинул... Вон какой шкворень ему в брюхо въехал... А Дрючок сам виноват - надо было в Москве не качаться до усеру, а трусцой бегать, рывок держать. Ты ж видел: косолапый его на рывке взял. Помнишь, в прошлом году барыгу мочили из "Домгаза"? Я ведь его тоже на рывке взял, даже контрольный забабах не понадобился. У него с первой "маслины" череп наперекосяк пошел... А нам масть прет, я тебе говорю! Главное, не суемся никуда, сидим тихо. И про баксы не забудь, ищи кейс... И вместе со всеми ждем подмоги. Тут, когда падали, я деревню видел, а вот в какой стороне - забыл...
Вася Чурка обо всем говорил одинаково, не напрягаясь. Он привык к чужим смертям, привык "мочить" тех, кого надо было, привык как к комфорту нынешних роскошных "малин" с икрой и коньяком "Хенесси", так и к длительным походам с сухим пайком - то по тайге, то по степи, а то и по песчаной пустыне. Конечно, в голову лезли иногда всякие глупые мысли типа: а что? а зачем? есть ли Бог? почему книжки про любовь щемят сердце? Но Вася отгонял эти мысли, топтал их каблуками ребристых ботинок, а также и босыми ногами. Он не любил быть один - это да, это верно - но никогда ни на кого не полагался, верил лишь себе, своему чутью, давно уже ставшему настоящим звериным.
Пока Вася говорил, Теря согласно кивал головой.
– Колхознички, небось, уже сюда чешут...
– произнес он, потянулся, разминая косточки, и даже хотел улыбнуться, но вдруг упал навзничь одновременно с грохотом, похожим на артиллерийский залп.
Вася-Чурка перекатился через лежачую сосну, сделал кувырок, подпрыгнул и затаился за другим деревом. "Ни х.. себе колхоз," - подумал он.
Это не был артиллерийский залп. Разведчик Борьки Сосны, потомственный беспредельщик Кузя Тамбовский,
Люди, пригревшиеся у костра, все ещё находились в некоем оцепенении после катастрофы, поэтому кроме Чурки никто никуда не думал бежать. Однако Сосна для острастки все же пристрелил ещё и пассажира - сивоусого Грицка Иваныча Кондратюка, воронежского хохла, добиравшегося в Зимлаг уговаривать сына ехать с ним после армии в вiльну Украйну. Хохол не успел ничего подумать: упал, сраженный очередью, возле своего большого, довоенного образца, чемодана, наполненного гостинцами.
– Ну што, суки?!!!
– истошно заорал Борька.
– Гоните бабки, рыжье, брюлики!
Сосна, конечно, был немного ошарашен большим, нежели ожидалось, числом оставшихся в живых пассажиров. Но главное сделано: он правильно определил тех двоих (Чурку и Терю) как самых опасных. Одного Кузя завалил, а где второй?...
Пассажиры медленно снимали с себя золотые безделушки, часы, доставали из карманов и сумок кошельки и бумажники.
Чурка в это время отползал по снежку. Сгущались ранние декабрьские сумерки, и Василию удалось незаметно перевалиться за ещё один лежачий ствол и прикорнуть в узкой полуканавке. Он полез под штанину и осторожно вытащил из-под резинки на левой лодыжке "беретту" с серебряной рукоятью восемнадцать зарядов, заказной полуавтомат, подарок зоновского кента Жихаря Тульского.
Вышла к костру вся сосновская команда, оглядывала дрожащих пассажиров. Чубчик обнаружил симпатичную девушку и с удовольствием изнасиловал бы её, но не мог: во-первых, последствия операции лесника Шумилова были необратимыми, а во-вторых, поддавшись на уговоры соратников, Чубчик сам исполнял посильные девичьи функции. Был он улыбчив и рыжеволос.
– Давай, суки-падлы, распрягайся, кто што!
– снова принялся орать Сосна, нагоняя жути на потерпевших.
– Борис, - обратился к нему один из соратников.
– Глянь, что я нашел...
В руке соратник держал веером деньги - те самые доллары из Васиного кейса.
– Што это за фуфло?
– сплюнул в снег Боря.
– Это баксы. Доллары, значит... Тут штук триста... Можно в Москву отсюда слинять, ксивы купить, прописаться где-нигде...
Сосна задумался. Ему не хотелось покидать обжитое место и возвращаться в опасные городские условия, дважды направлявшие его стопы за решетку и колючку. За три года он полюбил таежную житуху: костры, драки с соратниками, кражи домашнего скота, грабежи селян и магазинов, охоту на лосей, медвежат и редких кабанов. А тут ещё такое необычное дело: в тайгу упал самолет. И пассажиры вот они, сидят, овцы, молчат в тряпочку. Их тут человек пятнадцать, што ли?... Борька вспомнил, как в зоне один старый бомж рассказывал о своем двухгодичном рабстве в Чечне. Что, мол, запродали его в Москве на Казанском вокзале собутыльники - за 200 доперестроечных рублей... Хорошее дело, думал Борька, эх, жаль, Чечня далеко - тут ведь на три тыщи доперестроечных!.. А с "бабками" и здесь хорошо. Можно село какое-нибудь занять, жителей замочить, паспорта переделать - никакой Москвы не надо...