Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Крылов проснулся на рассвете. Он лежал с закрытыми глазами и с наслаждением вдыхал вкусный табачный дым, который плыл по землянке. То, что это нелепое сооружение в земле называлось землянка, он знал совершенно точно: они сами наскоро и всего на одну ночь соорудили её уже неделю назад. И получилась она не бог весть какая, крытая вместо брёвен жердями с тонким слоем соломы и земли наверху. А ещё Крылов знал, что всё своё курево он недавно сменял у сержанта на маскхалат.
И тогда он поспешил сказать хриплым со сна голосом:
– Друг, оставь покурить!
И тут же с ужасом вспомнил, что его друг вчера не вернулся из боя. Холодея, Крылов осознал, даже увидел отчётливым внутренним зрением, как тот неподвижно лежит в разодранной на груди шинели, без пилотки, с раскинутыми ногами и обсыпанной землёй стриженой головой. И тут же чувство невыносимой вины, тягостная острая жалость навалилась на Крылова, а потолок закачался перед его глазами, поплыл куда-то огненными кругами, и Крылов бросился наружу, в лес.
Наверх из землянки вели пять ступенек, это он знал точно, он сам их делал. И вот он полз на карачках по этим ступенькам и думал, что теперь всё будет не так, как всегда, а так как всегда – уже никогда не будет, хотя и лес, и воздух, и даже вода в лесу остались такими, как раньше. Он зачем-то сейчас вспомнил, даже с какой-то горечью вспомнил, что его друг смеялся всегда не к месту и подпевал всегда не в такт, и начинал говорить про своё, про другое, когда все уже молчали… Но, боже мой, думал Крылов, карабкаясь по земляным нескончаемым ступенькам, как же мне не хватает его сейчас – словно ветром костёр задуло, словно это меня убило…
Крылов полз по ступенькам и всё никак не мог выбраться наружу – лестница под ним выросла до бесконечности, и он всё полз по ней, полз, и на ногах его размотались портянки, они волочились за ним, он в них путался, запинался, давясь и захлёбываясь слезами, но всё никак не мог вылезти на поверхность. Он цеплялся за землю окровавленными руками, впивался в неё ломкими ногтями, и ему было больно, нестерпимо больно, хотя он точно знал, что это не его кровь и не его ногти… Наконец, он застонал, вываливаясь в дверной проём, завешанный плащ-палаткой, и увидел перед собой деревья… Деревья стояли голубые, будто само небо, бесконечно пустое небо отразилось в них перед тем, как пропасть…
****
Крылова трясли за плечо, трясли, чтобы разбудить, и тогда он, уже почти проснувшись, распахнул мокрые глаза и испуганно вскрикнул:
– Что?..
Жена ответила оторопело:
– Ты очень сильно кричал… Во сне…
– Мне приснился кошмар, – сказал Крылов, отдуваясь.
Он приподнялся на локте, с трудом приходя в себя, жмурясь и вытирая слёзы.
– Что тебе снилось? – спросила жена.
– Война сорок первого года, – прошептал Крылов, и взгляд его снова остекленел.
– Ах! Война снится к какому-то конфликту или ссоре, – поспешила ответить жена и добавила, жалея его. – Спи, ещё рано.
Конец ознакомительного фрагмента.