Случай с Полыниным
Шрифт:
Все поднялись, глядя на командира полка, но продолжали слушать радио.
– Здравствуй, Николай Николаевич. – подходя к нему и пожимая руку, сказал комиссар полка Левыкин. – Радио слушаем. Парад в Москве был, речь товарища Сталина диктор читает. Идем слушать.
И потащил за руку Полынина, у которого разом вылетело из головы все, о чем он думал по дороге.
Ему еще утром, в госпитале, сказали, что вчера в Москве состоялось торжественное заседание с докладом Сталина, но все же это – одно, а парад на Красной площади – другое. Это вызов немцам и их авиации. Полынин не знал, какая сегодня погода над Москвой, но был уверен: чтобы разбомбить парад на Красной площади, фашисты полетели бы в любую погоду. Значит, небо над Москвой так прикрыто, что они не смогли прорваться!
«Не видать вам, сукам, Москвы…» – радостно и длинно обругав про себя наступавших на Москву фашистов, подумал он. Сейчас, в эту минуту, он готов был забыть все, что злило его с самого начала войны: и что «ишаков» так медленно заменяли МИГами, и что МИГи с их хорошей скоростью пока что по-настоящему маневренны только на больших высотах, и что не хватало истребителей и приходилось осваивать эти английские «харрикейны», хотя дареному коню в зубы не смотрят!
Ничего, раз решились на этот парад в Москве, значит, и во всем другом будет порядок! Доживем и до этого. Все же, значит, удалось так прикрыть Москву с воздуха, чтоб ни одна бомба не упала на площадь!
Когда радио щелкнуло и замолчало, в землянке целую минуту стояла тишина. Полынин вытер платком взмокший от волнения лоб и огляделся по сторонам.
– Крепенько утерли нос гансам! – весело сказал он, употребив свое любимое слово, а комиссар полка Левыкин, вскочив на табуретку, крикнул:
– Товарищи летчики, товарищи техники, прошу встать! Сталину ура! – крикнул Левыкин. – Москве ура! Московским летчикам ура! Смерть немецким оккупантам! Ура!
– Товарищ полковник! – показываясь на пороге, крикнул дежурный. – Англичане приехали. Поздравлять!
Полынин застегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, отставил в сторону палочку и, стараясь не хромать, вышел из землянки навстречу англичанам.
Из открытого «джипа» вывалились пятеро англичан. Командиры английских эскадрилий майор Брюс, и майор Коллер, и еще один Брюс, тот, что сбил вчера немца, капитан, брат старшего Брюса, майора; капитан Кларк – маленький косолапый летчик, сжегший над Лондоном двенадцать немецких самолетов, а здесь в Мурманске, как на грех, еще не сбивший ни одного; и пятый – толстый майор Хеннигер.
Ссыпавшись со своего «джипа» и радостно пожимая руку Полынину, они тыкали большими пальцами в небо и наперебой повторяли: «О, спич! О, Сталин, вери велл!»
– Поздравляю вас, от души поздравляю вас! – обеими руками во всю мощь тряся руку Полынина, говорил майор Хеннигер на своем хорошем, без малейшего акцента русском языке, которому Полынин уже перестал удивляться. – Парад на Красной площади – это прекрасная демонстрация для германцев! Речь Сталина – это прекрасная речь! – говорил Хеннигер, продолжая трясти руку Полынина.
Полынин знал, что Хеннигер и у англичан всего-навсего заведующий хозяйством и что сами английские летчики не больно-то его любят, но ничего не попишешь – он единственный из англичан говорит по-русски и поэтому всегда лезет вперед.
– Мы все так рады, так рады, мы приехали поздравить вас с этим, мы так рады! – повторял Хеннигер, стоя впереди всех остальных англичан и во весь рот улыбаясь прямо в лицо Полынину.
Толстый, краснолицый и уже немолодой майор Хеннигер, когда-то, как он сам говорил, участвовавший в оккупации Архангельска, а потом работавший двадцать лет в разных туристских фирмах, по убеждению Полынина, был просто-напросто шпик. Однако именно через этого неприятного Полынину человека приходилось объясняться сейчас со всеми остальными английскими летчиками, которые, как считал Полынин, были, наоборот, хорошие ребята.
Хеннигер говорил и говорил, а летчики стояли позади него, покачивая головами, и по-своему, по-английски поддакивали ему, давая понять, что все, что он говорит, правильно, что они действительно очень рады тому, что на Красной площади был парад, и дядя Джо говорил на этом параде речь, и что вообще, судя по всему, дела должны пойти лучше, чем раньше.
Полынин видел по их лицам, что они и в самом деле рады, и ему было досадно, что он не может говорить с ними сам, а должен говорить через майора Хеннигера.
Оба долговязых Брюса – один просто долговязый, а другой долговязый до неправдоподобия, оба еще молодые, оба с тонкими черными усиками над верхней губой, оба румяные и озябшие на морозе в своих зеленых суконных куртках и меховых безрукавках, весело улыбались Полынину через голову низенького Хеннигера.
Улыбался и командир второй эскадрильи майор Коллер, рыжий, с круглым лицом и большой загорелой лысиной; он был без пилотки, а крутая, похожая на тарелку английская каска висела у него на поясе. Не улыбался только один маленький, косолапый капитан Кларк, со своим унылым, длинным лицом клерка, просидевшего всю жизнь над бумагами. Склонив набок голову и чуть прищуря глаз, он молча, искоса смотрел на Полынина, как бы говоря ему: «Они пусть толкуют, а мы с тобой все равно, когда дойдет до дела, собьем больше всех остальных».
Выслушав поздравления Хеннигера и пожав руки летчикам, Полынин, не возвращаясь в красный уголок, пошел с англичанами в столовую летного состава. У него была не только причина, но и желание выпить. Все сходилось: и его личные дела, и парад, и возвращение из госпиталя, и приезд англичан. А тем более кстати выпить с ними как раз сегодня, в день парада на Красной площади, – пусть крепенько прочувствуют, что к чему!
Полынин в душе переживал, что здесь, на севере, оказались эти англичане, как будто мы сами не можем управиться. Он знал, что их присутствие здесь, в Мурманске, в первую очередь вызвано тем, что почти каждый новый транспорт, привозит партию «харрикейнов», и считается, что их надо осваивать совместными усилиями. Этим он сам и половина его полка занимались в свободное от боевых полетов время, и тут он ни в чем не мог упрекнуть англичан. Они знакомили наших летчиков со своими «харрикейнами» добросовестно и даже излишне подробно: их «харрикейны» не такие уж тонкие машины, чтобы подолгу осваивать их толковому истребителю, знающему, как держаться за ручку.
В свободное от тренировок время англичане вместе с нами летали на прикрытие Мурманска и на сопровождение наших бомбардировщиков. Летали англичане неплохо и, если быть до конца справедливыми, не хуже наших. Полынин сначала от души радовался их успехам, но потом ему перевели статью из пришедшей в Мурманск английской газеты, и он понял из нее, что там, в Англии, хотят сделать из мухи слона. О тридцати летавших здесь английских истребителях в газете писали так, словно воздушная оборона Мурманска только на них и держится, И это надолго разозлило Полынина.