Случай в зелёной зоне
Шрифт:
…Оп!.. Ну, прямо золотой. Не серебристый, как собратья, а буквально золотой. Оп!.. Ещё…
…Интересно, если Райхерт умер не от инфаркта, а его умертвили, меня посадят? И если да, насколько лет? Как ни крути, а на «посадку» я один из первых…
А тут вдогонку грустным мыслям меня ещё и вероломно укусили. Похоже, что слепень, за лоб. Некоторое время, оставив карасей без должного внимания, пытаясь заглянуть за горизонт, я думал о превратностях судьбы: вот так, живёшь себе, живёшь… А тут тебя за лоб… а Николай Иваныча и вовсе!.. Но, несмотря на превалировавший в мыслях минор, рыбалка помогла; несколько успокоившись, я удочку смотал, пожелал спокойной ночи карасям, пожелал её заранее себе. Но уже на подходе к месту моего обитания одним местом почуял, а затем и увидел, и понял, что кое-чего из передряг, отпущенных на нынешний день, судьба приберегла мне на вечер.
Внешне всё выглядело совершенно невинно, возле калитки стояло авто. Что само по себе в наше время не редкость. Внушала опасение начинка в виде явно намеренно помещённой у заднего стекла салона полицейской форменной фуражки. Засада? На меня? Фуражка с кокардой ясно указывала на ведомство, которому авто принадлежало. Что ясно говорило, за здорово живёшь, без внимания органы меня не оставят. Продолжала зеленеть трава, синело в том же духе небо. Не исключено, полицейские заблудились, на дачу вошли с единственной целью попросить водицы и узнать дорогу. А то, что не постучали, так, может, и стучали, ввиду отсутствия стука я просто слышать не мог.
Повторяю, безмятежно зеленела листва. Да и на засаду, о которой я вначале подумал, было не похоже, иначе так нахально у калитки бы не встали. А с другой стороны – на то и расчёт! И я, вскипев от возмущения (пусть вяжут!..) пнул торчавшие со стороны водителя чьи-то официальные ноги.
В машине ойкнуло, ноги убрались. И появилась голова. Мордвинова. С которым мы… Который мне ещё с утра… Я отдуваюсь, отбиваюсь! Он же в это время улыбался. От кутузки, правда, «отбоярил», но это ему права не даёт!.. Тем более, что это могло быть тактическим ходом. Не важно, куда и во что, но могло. Хотя бы, с целью за мной проследить.
Архивная справка: Виталий Игнатьевич Мордвинов. Тридцать пять лет. Во времена оные окончил архитектурный факультет строительного института. Окончил хорошо, вторым на курсе (первым распределялся староста), но поархитектурить не пришлось, к окончанию института Мордвинов уже женат, семье нужна нормальная зарплата. И Виталий-свет-Игнатьевич, переобувшись в сапоги и засучив рукава, окунается в прикладное строительство. Много ли он настроил, мало ли, но ко времени, как начал в новом для себя деле более или менее понимать, разбираться, вдруг с удивлением обнаружил, что не всё в порядке в королевстве Датском, по бумажкам, что регулярно подписывал, было одно, на деле же было другое. С каждой подписанной платёжкой становилось всё яснее и яснее – придётся отвечать. Реальной отсидкой. А сидеть не хотелось, однажды Мордвинов даже позволил себе возмутиться! Но лишь однажды. Так как вскоре за этим был просто уволен.
Возможно – шёл вторым на курсе, возможно, был талантлив! И его архитектурные фантазии по гениальности не уступали проектам каких-то там Нимейеров и Гауди. И, если дать развернуться, – «Саграда Фамилиа» он достроил бы одной левой!.. Вот только по специальности на работу его больше не брали, молва о его ершистости бежала впереди. Виталий Игнатьевич пробовал себя в торговле, но и тут. Высшее образование, помешало. Ибо, образование, это не только умение ставить вопросы, но и на них отвечать. А отвечать на возникавшие в процессе новой деятельности вопросы можно было только с образованием самым, что ни на есть, средним. Из которого до четвёртого класса ты был хорошист. Затем посещал школу постольку – поскольку. И если ныне вдруг при умножении два на два выходило пять, удивления не возникало никакого. И не потому, что умножающий знаком с двоичной системой! Просто так получилось. А вот Мордвинов на поставленные жизнью вопросы так с ходу ответить не смог, ему постоянно нужно было подумать, суровая же действительность на это времени не давала. А тут ещё ушла жена, Виталий на некоторое время запил. Но очухался, взял себя в руки, в нелёгкие для тогдашней милиции толкнулся в органы, и вот. После стольких лет нашей разлуки в звании майор этого отпетого негодяя перевели на укрепление законности из областного центра к нам. Торчавшие секунду назад ноги были его, и теперь эта откровенно улыбавшаяся рожа, покуда решался вопрос со служебным жильём, а в гостинице он жить не хотел, так как там по старой памяти по-прежнему гоняют за кипятильники. Этот с позволения сказать следак, нижайше просился ко мне на постой.
Прописка не нужна, каких-либо оргий, обещал не творить, до работы из Зелёной зоны на машине ему пятнадцать минут, и если я по старой памяти согласен взять его на постой, то в пределах разумного его благодарность будет безгранична.
Наглец, сначала человека хватают!.. Нет, Витька не хватал, но – всё равно!.. И если бы сейчас передо мной стоял Рудольф Петрович (даже на коленях), по доброй воле я бы не принял его никогда, но Витька… Это такой гад! С которым мне когда-то было интересно даже помолчать. Надеюсь, и ему…
Но это всё «ля-ля…», и я, изобразив суровость, ехидно поинтересовался:
– Может, тут кому-то и ключ? От комнаты, где деньги…
– Деньги – вот…– выудив из кармана купюру, с готовностью ответствовал Витька. – А комната нужна…
Не скрою, у меня интерес к его предложению был тоже. Во-первых, места не пролежит. Во-вторых – продукты: вписываешься – гони!.. И, в-третьих, – ведь это же Витька! И это он! Ничтоже сумяшеся, сделал единственно правильный вывод, что к кончине Николая Ивановича Райхерта я никаким краем…
А, кроме всего, – мой наметившийся детектив. Кто-то скажет, мол, Николай Иванович ещё не остыл, мол, кощунство! Только я так не считаю, иначе кто, если не я, в случае необходимости будет через Мордвинова это дело толкать? Лентяи есть везде, в полиции тоже люди. Да и загруженность у них!..
А я о Райхерте не позабуду. Никогда. По крайней мере, до тех пор, пока органы с этим делом не разберутся и меня либо посадят (чего бы я искренне не хотел), либо подозрения окончательно снимут.
Эх, Николай Иваныч, Николай Иваныч. Он же стольник мне всегда!.. Жена, как говорится, погорюет и найдёт себе другого, я же не забуду, опишу. Как – он… как – мы… как – я… Книга станет памятником, а из неё уже не вырубишь и топором…
Так что и в этом плане Витька оказался кстати. И пусть, предоставляя кров, я ничего ему об этом не сказал. Но втуне использовать как поставщика информации мысль затаил. Так как, повторяю, самого меня к делу не допустили бы никогда, ибо фамилия моя не Юлиан Семёнов и даже не братья Вайнер. Кроме того – живое существо. Не всё же мне по вечерам вести беседы с приходящим соседским котом, тем паче, с телевизором. Так что, Витьке я рад был и помимо корысти. Показал наш умывальник, спальное место. И вывел на кухню, дабы по горячим следам взять быка за рога и, не откладывая в долгий ящик, начать из него выковыривать секреты по нашему общему делу. И так!..
Но эта неблагодарная!.. Это неблагодарное!.. Этот!.. В общем, о деле, что без какого-либо перерыва занимало мои мысли с раннего утра, мой, так называемый друг говорить отказался: мямлил, юлил. Из нас двоих говорил больше я, он же ничего не отрицал, но и категорически не подтверждал. Возможно, Николай Иванович почил от инфаркта. Возможно! Как не отрицал Витька (но вновь категорически не подтверждал!) и намеренное убийство. Всё это я уже слышал с утра, от судмедэксперта, а мой друг, которого я так легкомысленно приютил! Когда я взял его буквально за горло, глядя мне прямо в глаза, хладнокровно и цинично заявил, что, в отличие от некоторых, он Райхерту не должен ничего, по данному вопросу пепел Клааса в сердце его не стучит. Да, дело поручили ему, заниматься он им будет. Но начнёт не раньше завтрашнего утра.