Случайная мама
Шрифт:
О чем это говорит? Не отболело? Еще задевает?
И слушать об этом при всех…
Непроницаемое лицо, взгляд спокойный, поза такая же расслабленная. А я уже хочу заканчивать с этим чтением. Плохая была идея. Просто я не думала, что история окажется такой откровенной.
– Так, ну тут их поцелуи с Кириллом, – листая, сообщает Егор. – Тут опять про Луку… А тут уже больше, чем поцелуи. Читать?
– Оставим что-то на самостоятельное чтение, – предлагаю я.
Егор длинно выдыхает и откладывает в сторону книгу. Потянувшись,
– Что-то как-то несправедливо, – говорит он задумчиво. – Лука – ее старший брат, я – брат любимый, а про меня написано меньше всего! Надо ей позвонить и высказать свою критику. Пусть напишет про меня отдельную книгу!
– Да, это точно будет бестселлер, – соглашаюсь я. – Откровенная история про двух белочек и одного кролика.
– Белочек было побольше, – подмигивает Егор, не обращая внимания на наши смешки.
– Бедный, бедный кролик, – сочувственно глажу его по плечу, – как же ему трудно приходится в этом диком лесу.
– Что ж, – гремит голос Матвея Сергеевича, – если с жизнеописанием Миженского закончили и нет планов на ночь поинтересней, предлагаю всем идти спать.
Сказав это, он первым покидает гостиную.
Перед тем как ложиться спать, я забираю из машины свои вещи и вручаю Натали тапочки и халат. Она накидывает его поверх одежды, примеряет – с размером я угадала.
– Очень мягкий, – говорит она, улыбаясь.
– И есть куда расти, – добавляю я.
Она так и уходит – в накинутом халате и тапочках. Выглядит она при этом забавной и милой. И совершенно счастливой, но здесь уже не моя заслуга – Луки.
Приняв душ, я достаю пижаму. Кручу ее, почему-то вспоминая, что кое-кто в этом доме сейчас спит без одежды, а я как в броню облачаюсь. Даже по этому видно, у кого в последние годы только теория, а у кого активная практика. Еще пара лет, и до ночных рубашек дойду. Один плюс: в них фигуры не видно, так что тоже можно будет спокойно расти, причем во все стороны.
Взгляд цепляется за книгу, цветы. Спать не хочется, читать тоже: не то настроение. Какое оно? Непонятно. Но не хочется ничего.
Такое ощущение, что воздуха не хватает, и я ставлю окно на проветривание. На кровать не дует, хотя сентябрьские ночи уже дышат прохладой.
В какой-то момент я все-таки засыпаю. Но сон прерывистый, часто открываю глаза и смотрю в темноту. Словно что-то будит нарочно. Прислушиваюсь к тишине, закрываю глаза и неохотно опять погружаюсь в сон.
Открыв глаза в следующий раз, вижу дребезжащие рассветные сумерки и встаю. Усталость такая, будто и не ложилась. Быстро ополоснувшись, облачаюсь в домашние штаны и кофту с длинными рукавами и, стараясь никого не разбудить, спускаюсь на кухню.
Все еще спят, но я без труда обнаруживаю кофемашину. Она даже заправлена, хотя хозяева дома и отдают предпочтение чаю. Другое было бы странно: у Луки несколько чайных лавок, он держит их в качестве хобби. Ну а Натали сейчас
Для гостей, значит. Приятно. Я делаю себе латте с густой пенкой, сверху добавляю корицу. Через панорамные окна видно, как в небе пробиваются первые лучи солнца. Хочется больше, всего больше: солнца, тишины, щебета птиц, который сюда доносится приглушенно, – и я решаю выйти на улицу.
Дверь не заперта. Неужели забыли? Толкнув ее, выхожу на террасу, глядя вдаль, с наслаждением делаю глоток горячего кофе. Слизываю с губ пенку. Снова делаю глоток – обжигает язык, тает приятной, едва уловимой сладостью.
Хорошо здесь. Большой дом. А вокруг осень играет красками. И все дышит уютом, надежностью. Действительно домом.
Не хочется уезжать. Хочется продлить это ощущение хоть немного, удержать его, и я решаю расположиться в плетеных креслах. Повернув голову, понимаю, что эта идея посетила не только меня.
В серых сумерках, которые лишь начинают дрожать, я замечаю Матвея Сергеевича. И злюсь на себя за первую мысль уйти незамеченной. Хотя возможность такая есть: он смотрит прямо перед собой.
Слышал ли он, что я тоже вышла? Не знаю.
Я приближаюсь к нему, упираюсь в заграждение, и только тогда он поднимает взгляд на меня. Серые глаза почему-то сейчас кажутся особенно яркими. Или это реакция на него моей совести? Все сейчас я вижу как-то отчетливей, вроде бы все то же самое, но другими мазками. И он кажется мне не властным и грозным боссом, для которого управлять – как дышать. А обычным мужчиной, который не выспался.
– Хотите кофе?
Я собираюсь добавить, что это минутное дело, пусть скажет, какой ему нравится больше, – я сделаю. Не успеваю.
Протянув руку, он берет мою чашку.
Два глотка – возвращает.
Я снова касаюсь губами пенки. Усмехаюсь, когда она пачкает губы. Слизываю ее. Моя чашка вновь переходит к Матвею Сергеевичу.
– Сладко.
– Всего одну ложку добавила!
Моя усмешка теперь у него на губах. А вот пенка не остается – это тоже талант.
Чашка переходит из его рук в мои, пока не остается пустой. Но я все равно не выпускаю ее, грея ладони об ускользающее тепло. Лучи солнца начинают прорезать небо усердней, один даже пробирается на террасу. Но все равно еще слишком рано. Для кофе. И молчаливого разговора. И я решаю его прервать: он и так затянулся.
– Вам тоже не спится?
– После ваших разговоров про бедных, несчастных белочек и неугомонного кролика попробуй уснуть. Прям перед глазами эти страдания. Только, кажется, стал засыпать – так куда там? По ходу, дикие кабаны в этом лесу совсем очумели. Такой звук – просто ушли закладывало. Я даже пожалел, что не прихватил из дома ружье. Пришлось терпеть.
По мере того, как он говорит, я чувствую, как мои щеки начинают пылать все сильнее.
– А ваша комната… где?
– Рядом с твоей. Ты не знала?