Слуга Государя
Шрифт:
— Что происходит? — уточнил княжич у подбежавшего к нему слуги, что уже выслушивал доклады через наушник в ухе.
— Молодой господин, нет причин для беспокойства. Декоративный рыцарский доспех, стоявший в коридоре, внезапно рассыпался на части.
— Может, задел кто-то из гостей?
— Выясняем, — ответил слуга и прислушался к докладу. — Господин, есть одна странность. У доспеха отсутствует латная перчатка.
Все дружно озадачились этим фактом и начали выражать свое недоумение по данному
— Если мне не изменяет зрение, — заметил негромко Багратион. — То я вижу Суворова. Но куда он…
Они молча наблюдали, как Михаил подходит к компании молодых людей, стоявших у стола с закусками. Вот он похлопал по плечу одного из них, тот с самодовольным лицом развернулся.
И грохнулся на пол, получив увесистую пощечину. Михаил бросил на валяющееся без сознания тело металлическую перчатку и что-то сказал. После чего развернулся и направился к ним.
— Ой дурак… — одновременно тихо выдохнули две девушки волнительные слова и покосились друг на друга.
Женская интуиция страшная вещь. Многое стало понятно без слов.
Кажется, я начал понимать Ведьму. Когда сделал гадость, на сердце сразу такое облегчение! И от стольких взглядов так и хочется задрать несуществующий хвост.
— Анатолий, спасибо, — вежливо кивнул я княжичу.
— Признаюсь, это было интересное зрелище, — усмехнулся тот в ответ. И «глупое», говорили его глаза. — Но теперь меня мучает множество вопросов. И, смею полагать, я не одинок в этом чувстве.
Ага, вон как моя тройка смотрит. И выражение лица «мальчик, ты дурак?» из них самое мирное. Надо как-то выкручиваться.
— Анатолий, объявите танцы? — попросил я с улыбкой. — Дамы, кто желает?
— Я, — раздался первее всех неожиданный голос.
А я настолько охренел, что даже не успел показать крайнюю степень своего удивления.
— Георгий, ты ведь не против? — в нежной улыбке Кутузовой было столько теплоты и очарования, что она могла бы растопить даже айсберг.
И я тут же вернулся с небес на землю.
— Конечно, — спокойно кивнул тот в ответ, словно ничуть не переживал о бывшем женихе своей спутницы.
Я собирался отказать под благовидным предлогом. Как минимум, это было не очень красиво перед моими спутницами. Вон к примеру Уварова Ульяна не скрывает своего разочарования и недовольства.
Анатолий Мышкин был удивлен и явно пытался прочитать подоплеку такого поступка Насти. Весь высший свет был в курсе нашей истории. Помолвка. Свидания, совместное появление в свете. Авария. Месяцы в больнице. Разрыв помолвки со стороны рода невесты. И вот теперь, после самоубийственного поступка бывшего жениха, она выражает свою поддержку? Как это понимать? Что скажет ее родня?
Я и сам не понимал. В высшем обществе невозможно
Надо отказать. Так будет лучше. Это ради ее же блага…
— Всего один танец, — и она протянула мне свою руку и несмело улыбнулась.
Да блин… что же ты со мной делаешь…
— Всего один танец, — кивнул я, отвесил максимально глубокий извиняющийся поклон своим спутницам, и вывел ее в центр зала. Я знал, что на нас смотрят. Что нас обсуждают. Что будут последствия.
Плевать. Тот, кто не любил, кто не испытывал то самое чувство, вспоминая свою первую любовь, никогда не поймет, каково мне сейчас. Ради возможности снова почувствовать ее руку, снова кружиться с ней в танце, я был готов убивать. Лишь бы хоть ненадолго вернуться в прошлое, когда мы были счастливы. Все ради мимолетной улыбки красавицы…
Вот такой я влюбленный идиот. И тишина в ответ. Что, даже не прокомментируешь?
«Ты и сам все понимаешь. Наслаждайся, пока можешь.»
Спасибо. Правда.
— Почему? — раздался голос Насти, стоило зазвучать первым нотам вальса Чайковского, и мы начали движение.
Почему что? А, кажется догадываюсь. И вообще, этой мой вопрос.
— Они задели маму.
— О… — коротко произнесла она. — И что теперь?
— Как обычно. Вызов. Дуэль. Через неделю один из нас умрет.
— Дурак… — выдохнула она знакомую, но так и оставшуюся непонятной оценку моих умственных способностей.
Обидно, между прочим. Ладно, используем теневой козырь.
— Моя очередь. Почему?
— Что?
— Все это.
— Нужно было поговорить.
— И для этого нужно было рисковать всем? — не удержался я от замечания.
— Ты не понимаешь…
— Так объясни.
— Если бы я могла… — рука, лежавшая на моей плече, напряженно сжалась.
«Мне все еще так больно…»
«Я не понимаю, чему верить… кому верить…»
«И еще ты… дурак…»
— Насть, я тебя не понимаю, — вздохнул я, с трудом вслушиваясь в шепот ее мыслей.
«Так, она собралась.»
— История с телефон… это правда? — задала она неожиданный вопрос.
— Ну да.
— Когда произошла авария?
— В… — я запнулся.
Я хорошо запомнил день, когда очнулся в больнице. Печаль, тоска и постоянное ощущение, словно чего-то не хватает. Силы. Потом был словно провал. Отдельно в память врезался день, когда мы хоронили маму, а я сидел в инвалидной коляске, потому что атрофировавшиеся мышцы без доступа к Силе не могли выдержать нагрузки. Постаревший на глазах дед. Бабушка, что так и не смогла встать с постели. Плач матерей, потерявших лучшую подругу. Пустые лица отца и сестры. Еще один провал.