Слуга Империи

Вурц Дженни

Главная советница позвала стражу, но ее слабый старческий голос никто не услышал. Айяки в это время вопил, ослепленный яростью, и безуспешно пытался выпутаться из постельного белья. Только Накойя видела грозящую ему опасность: жизнь покидала слуг, истекающих кровью на полу детской.

При виде фигуры в черном одеянии братства убийц из уст Накойи вырвался невнятный возглас. Злодей извлек из-за пояса другой нож и пальцами левой руки сделал петлю на шнурке. Его лицо было скрыто колпаком из тонкой черной ткани, на руках натянуты перчатки. Сквозь прорези колпака было видно только, как горят фанатическим огнем глаза, устремленные

на намеченную жертву - на мальчика, который был наследником Мары. Одна Накойя преграждала наемнику путь. Нож уже был занесен для броска, чтобы сразить ее.

– Нет!..

В тот самый момент, когда нож вылетел из его руки, Накойя, пригнувшись, бросилась вперед и вцепилась в левую руку убийцы. Как иначе могла бы она помешать ему пустить в дело роковой шнур, приготовленный для горла Айяки? Кинжал просвистел над головой первой советницы и вонзился в оштукатуренную стену.

Убийца выругался и сделал шаг в сторону. Но Накойя успела ухватиться за удавку. Она рвала ногтями тонкие кожаные перчатки наемника и царапала его пальцы в безумной попытке отнять шнур.

– Не бывать тому...
– задыхалась она. Дозваться до охраны так и не удалось: слабый голос ей не повиновался.

Убийца не стал тратить время на борьбу. Его глаза презрительно сощурились, и, выхватив правой рукой из-за пояса еще один нож, он всадил клинок между ребрами старой женщины.

Лицо Накойи исказилось от боли, но она все еще цеплялась за шнур.

– Умри, старуха!
– Убийца злобно повернул нож.

Тело Накойи свело судорогой. У нее вырвался стон смертной муки, но она еще крепче сжала шнур.

– Он не умрет... позорной смертью...
– выдавила она через силу.

Крики Айяки прекратились. Он увидел нож в стене у себя над головой, а затем - кровь, растекающуюся по половицам. Один из упавших слуг еще корчился в агонии. Так и не выпустив из руки оранжевую черепаховую пуговицу, парализованный ужасом Айяки перестал реветь. Ему сразу пришло в голову, что убийца - это сам Тасайо. Как только он проникся этим убеждением, в нем пробудилась отцовская отвага.

– К бою!
– заорал он.
– К бою!..

В его воображении возникли видения воинов - и он, решительно выкарабкавшись из подушек, кинулся лупить незваного гостя и для начала ударил того по бедру.

Посланец Камои не удостоил вниманием этот наскок, вознамерившись сперва добить Накойю. Он еще глубже протолкнул нож в рану.

Кровь старой няни успела насквозь пропитать черную перчатку, пока убийца выдергивал удавку из судорожно сжатых старческих рук. Но она еще боролась и, собравшись в комок, упала на Айяки, прижав его к полу.

– Будь проклят вовеки, - едва слышно прохрипела она. Ее покидали последние силы. Айяки задергался, пытаясь высвободиться. Убийца схватил мальчика и потащил его к себе.

Сквозь пелену, застилающую глаза, старая женщина увидела наконец стражников на пороге. Ворвавшись в детскую с обнаженными мечами, они устремились через комнату к убийце, выкрикивая боевые кличи. В ярких солнечных лучах их оружие сверкало нестерпимым блеском.

Убийца заторопился, желая побыстрее прикончить Айяки, который изворачивался и отбивался с яростными воплями. Накойя пыталась приподнять голову из лужи растекающейся крови. Видеть она не могла - только слышала, как стучали по полу босые ноги сопротивляющегося Айяки. У нее темнело в глазах, но она успела с удовлетворением

осознать: скомканный шнур все еще оставался у нее в руках. Единственное, что ей удалось, - она вынудила убийцу пустить в дело нож... Мальчику, который умер достойной смертью от клинка, уже нечего бояться.

– Айяки...
– прошептала она, а затем, с бесконечной жалостью, - Мара...

И ее поглотил мрак.

Сделав выпад, Кевин проткнул мечом атакующего чужака и вырвал клинок из тела врага, который с пронзительным воплем упал ему под ноги. Он перепрыгнул через раненого и схватился со следующим. Несколькими минутами раньше он подобрал вражеский щит - и это спасло ему жизнь, хотя и не избавило еще от одной раны в левое плечо и от удара наискосок по ребрам.

Мучительная боль затрудняла движения. Кровь струилась по обнаженному телу и насквозь пропитала набедренную повязку. Вражеский солдат обменялся с ним тремя ударами меча и тогда только понял, что имеет дело с рабом. Разразившись ругательством, он уклонился от продолжения боя и повернулся спиной к Кевину, который без лишних церемоний нанес ему удар сзади.

– Подыхай во имя цуранской чести!
– в бешенстве воскликнул варвар.
– Боги, молю вас, пусть коротышки остаются тупицами подольше!

Если они и впредь будут гнушаться скрестить с ним клинки, то у Мары появится шанс уцелеть.

Но их было слишком много. Враги, дотоле спрятанные за деревьями, накатывали волна за волной. Когда Кевин стремительно развернулся, чтобы отбросить еще одного из них, он понял: про отряд Акомы уже нельзя было сказать, что он просто "окружен". Положение стало много хуже. Круг защитников был разорван. Неприятель пробился внутрь и начал кромсать тела, которые лежали поверх носилок, прикрывавших Мару.

Мидкемиец взвыл, подобно демону смерти. Насмерть поразив вражеского солдата, он оставил клинок в обмякшем теле и подхватил с земли другой, а заодно могучим ударом ноги еще раз перевернул носилки. Деревянный каркас угрожающе накренился, что заставило нападавших отпрянуть и на какое-то время ослабить натиск. Затем носилки тяжело упали, подмяв под себя и Мару, и ее заслон из тел умирающих охранников.

Кевин перемахнул через препятствие с рыком:

– Назад, шелудивые псы!

Добавив несколько цуранских непотребных выражений, он перешел в наступление. Вид его залитого кровью почти обнаженного тела и неистовый рев поверг в смятение первые ряды неприятеля. Когда он приземлился после прыжка, его угораздило насту-ить на стрелу. Острая боль от вонзившихся в пятку четырех лезвий наконечника исторгла у него новый залп ругательств на вабонском наречии, а под конец, опять перейдя на язык цурани, Кевин пожелал:

– Пусть Туракаму сожрет ваши сердца на завтрак!..

Тогда все их мечи обратились против него.

Отразить такое множество ударов он не мог, как не мог и задуматься над тем, не пострадала ли Мара от его бесцеремонного использования носилок.

Он понимал одно: здесь ему уготована смерть, а он не желал с этим смириться.

Меч задел его голень. Он пошатнулся, упал, перекатился вбок - и клинки, просвистевшие в воздухе у него над головой, взрыли землю совсем рядом. Снова перекатившись по земле, Кевин резко поднял щит, когда в пределах досягаемости оказался замешкавшийся воин. Тот скорчился от жестокого удара щита в пах - удара, считавшегося запретным.