Слуга Смерти
Шрифт:
Тем не менее, я отчего-то сбавил шаг. До дома оставалось не более тридцати шагов, он был передо мной — знакомая и ставшая как будто даже немного родной туша — немного покосившееся крыльцо, трещина в стене, пьянящий аромат вишен из палисадника… Калитка была заперта, как обычно: фрау Кеммерих по привычке опасалась воров, хоть и знала — ни один вор, в трезвом ли рассудке или в пьяном, никогда не полезет под крышу, где живет тоттмейстер.
И все же что-то вызывало беспокойство. Точно мелкая острая крошка, впившаяся между внутренностей и неприятно колющая при каждом шаге. Твердая такая крошка, которую не вытряхнуть, не перетереть…
«Трусливый параноик, —
Да и не померещилось ли мне? Надо признать — глаз у меня уже не тот, что в молодости. Беспокойное движение ветвей могло мне показаться человеческим силуэтом в ночи. Глупость какая…
Чувствуя себя невыносимо гадко, я замер у забора, шагах в двадцати от калитки. Арнольд обогнал меня и, ступая на удивление бесшумно, двинулся вперед. Его угловатый контур в свете отдаленного фонаря походил на огородное чучело, а развивающиеся полы плаща усиливали и без того зловещий вид.
«Посылать вместо себя мертвеца домой — вот до чего ты дошел, Шутник. Раньше ты первым вызывался в разведку, а теперь тебе нужен покойник, чтобы попасть на собственную кухню. Какой позор…»
Я зашипел и прикусил язык, хотя тот был ни в чем не виноват. Негромко скрипнула калитка — Арнольд был уже в палисаднике. Я представил себе, что будет, если фрау Кеммерих не отошла ко сну, а ждала для какого-то разговора меня. Услышав скрип калитки, она откроет входную дверь и… Я легко вообразил, что будет дальше. Фрау Кеммерих не одобряла разгуливающих по улице мертвецов, и моего слугу была согласна терпеть только на том условии, что он никогда не пересечет порог ее дома. До недавнего времени так и было — Арнольд ночами дежурил за домом, изредка пугая своим неподвижным массивным телом соседей. Он не жаловался на усталость и холод.
Я переключился на глаза Арнольда. Это не самое приятное ощущение, но в жизни тоттмейстера приятные ощущения вообще встречаются недостаточно часто. Треск в затылке, приступ сильнейшей тошноты, точно в груди набухает огромный пузырь, заставляющий желудок тесниться к горлу, ногти впиваются в ладони… Наверно, со стороны я сам сейчас выгляжу как пьяный — привалился к забору, дрожу, со лба капает пот, а побелевшие глаза выпучены до того, что жутко смотреть.
А потом я смотрю на мир глазами Арнольда. Мир через них кажется немногим более темным и чуть не в фокусе, но дело тут не в моих способностях — как ты ни будешь заботиться о покойнике, а жизнь завершает то, с чем не совладала смерть — сетчатка, увы, разрушается первой. Я делаю еще несколько тяжелых шагов. Когда я управляю Арнольдом, это тело кажется мне чудовищно тяжелым и неуклюжим. Но это лишь иллюзия, искажение восприятия — когда его руки становятся моими руками, они управляются с такой же легкостью, если не быстрее. Несколько шагов по аккуратной кирпичной дорожке. Вокруг темно, шевелятся кусты, но запаха цветущих вишен я не ощущаю, обоняние также отказало Арнольду. Может, это и к лучшему, ни к чему наслаждаться запахом через нос мертвеца.
Я поднимаюсь на крыльцо. Ступеньки непривычно громко скрипят под моими ногами, сейчас только это напоминает мне о том, что мое тело — мое настоящее тело, которого я даже не чувствую, брошенное где-то, привалившееся к забору, — не здесь. Я поднимаюсь на крыльцо. Веранда пуста. Здесь царит темнота, цветы в горшках похожи на выставленные в ряд человеческие головы с пышными прическами. Дверь заперта, я поднимаю руку и почти успеваю положить ее на ручку, когда мое боковое зрение — не мое, но принадлежащее сейчас мне — успевает что-то заметить.
Движение в ночи. Кусты сирени справа от крыльца, в них что-то шевелится, что-то слишком большое, чтобы его можно было принять за бродячего кота. Я машинально делаю шаг в его сторону, подхожу к перилам веранды. Я ощущаю чужое присутствие, хотя мои глаза мертвы и медленно гниют. Я чувствую, как…
Темная фигура вырастает передо мной быстрее, чем я успеваю полностью развернуть тяжелого Арнольда. Я буквально слышу, как трещат от резкого рывка его кости, как стонет мертвая плоть, силясь выполнить приказ. Я почти ничего не вижу — только зыбкий силуэт, цветом лишь немного светлее ночного неба. Нужен рывок — один рывок чтобы обрушить огромное тело через перила, на незнакомца. Сухое дерево не задержит меня. Нас. Меня. Арнольда.
А потом вдруг мир раскалывается оранжевой трещиной прямо у меня перед лицом. Трещиной прямо в ад, грохот которого швыряет меня назад, в пустоту, в ночь… Как будто меня стеганули по лицу стальные крылья гигантской птицы.
Еще одна вспышка. В этот раз я просто чувствую сильный удар в грудь, оглушающий и гулкий. И ощущаю, как что-то огромное, раскаленное, пылающее, звенящее, трещащее, твердое бьет меня в сердце. Я слышу хруст собственных ребер, они звучат, как треснувшая винная бочка. Я чувствую горячее и липкое на подбородке и шее.
Я умираю.
Глава 3
Господин полицай-гауптман Виктор фон Хаккль взглянул на меня с неодобрением. Неодобрение Виктора фон Хаккля, несмотря на то, что он практически никогда не выказывал его голосом, было яснее, чем свежеотпечатанная директива полицай-президиума на стене дома. Брови его немного приподнимались, отчего глаза становились круглее и удивленнее, губы же, напротив, плотно сжимались, образуя одно большое серое тире, нарушенное лишь черным костяным мундштуком в углу рта.
— Это… э-э-э… — он перебросил мундштук из одного угла рта в другой, то ли выигрывая время, чтобы сформулировать мысль, то ли будучи просто в замешательстве. — Вы привели… это сюда?
— Так точно, господин полицай-гауптман, — сказал я. — Мне показалось, это стоит продемонстрировать. Смотрите… Вот первая пуля. Попала немного пониже кадыка, прошла здесь, здесь… Выходное отверстие, чуть в стороне от шейных позвонков. Стрелявший находился на полметра ниже, поэтому входное…
— Господин обер-тоттмейстер, — медленно сказал фон Хаккль. — Вы привели мертвеца в мой кабинет, чтобы показать, что с ним произошло?
Ему не понадобилось много слов. Присутствующий в кабинете Антон Кречмер хмыкнул — достаточно явственно, чтобы я его услышал. И достаточно громко, чтобы я воспринял его как рекомендацию.
— Так точно, господин полицай-гауптман.
— Отлично. Просто отлично. Вы представляете, во сколько обойдется чистка ковров во всем здании?
— От него нет запаха, — сказал я терпеливо. — Арнольд не воняет. По крайней мере, не сильнее обычного человека. Живого человека, я имею в виду.
— Еще лучше. То есть у меня в кабинете стоит мертвец, который даже не смердит. Это действительно приятная новость. Как вы думаете, я рад ей?