Слуга смерти
Шрифт:
С извиняющимся видом он выкатил тележку из лифта и повернулся, придерживая дверь.
— Собираете меню, мэм?
— Совершенно верно, Берт. Как прошла ночь?
— Заканчиваю.
Берт был единственным негром — служащим отеля «Сиэтл фэйрвью», если не считать знаменитого Большого Рона, дневного консьержа. Кэтлин нравился Берт. Он был вдвое старше всех остальных работников и трудился вдвое усерднее, даже в три часа ночи Берта всегда можно было увидеть только за работой. Сама мысль об отдыхе казалась ему абсурдной.
Убедившись, что она беспрепятственно вошла в лифт, он подмигнул ей и пошел прочь, собираясь в очередной раз что-то починить, переставить или почистить. Кэтлин смотрела ему вслед, пока дверь не закрылась. Он тоже был ночным работником, и что-то подсказывало ей, что он, как и она,
Так или иначе, думать об этом сейчас было слишком поздно.
Она знала, что это работа не для ночного администратора. Некоторые отели поручают ее коридорным в качестве последнего задания перед концом смены. Если в отеле круглосуточный сервис, этим иногда занимался ночной повар в «мертвое время» около четырех часов утра, вероятнее всего, бродя по коридорам со спущенными штанами, судя по тем ночным поварам, которых ей доводилось встречать. В одном из отелей меню просили вывешивать на дверях до шести, а не до двух, и там это было первым заданием для обслуживающего персонала, которому потом предстояло разносить те же самые завтраки. Ей это казалось неправильным. Можно было подумать, что завтрак — первое событие нового дня, но на самом деле это не так. По крайней мере, не для гостей. На самом деле это событие — последнее. Они возвращаются после вечера, проведенного в незнакомом городе, кто раньше, с угрюмым видом, кто позже, основательно набравшись, и неизвестно еще, что лучше.
Кэтлин нравилось представлять, как они сбрасывают ботинки и мрачно сидят за столом в своем номере или лежат поперек кровати, сжимая в пальцах бесплатную шариковую ручку, и, сосредоточенно нахмурив брови, делают пометки на листках бумаги. Когда ты в отпуске или в деловой поездке, прибытие завтрака имеет для тебя жизненно важное значение. Оно напоминает о том, кто ты, или, по крайней мере, о том, кем ты себя считаешь посреди ночи, залитой вином до краев.
Так полагала Кэтлин. Она пыталась объяснять это одному из администраторов, но тот посмотрел на нее так, словно она говорила по-китайски. Впрочем, некоторые из них всегда относились к ней так, что бы она ни сказала. Среди ночных администраторов женщины встречались редко. Возможно, это было как-то связано с ответственностью и с тем, что по ночам им порой приходилось заниматься странными вещами: объяснять, что в отеле нет службы такси по доставке в пригороды; отговаривать пучеглазых бизнесменов от того, чтобы они приводили женщин, слишком явно походивших на шлюх; находить кого-нибудь, кто бы убрал блевотину в среднем лифте (почему-то все всегда блевали в среднем лифте, и никто не знал почему, даже Берт).
Большинство ночных администраторов не стремились сделать карьеру, они чем-то напоминали пожизненно заключенных, пребывающих вне этого мира. Они приходили в девять вечера или тогда, когда в отеле считалось, что вся основная деятельность закончилась, усаживались за стол в своем кабинете и пили кофе. При счастливом стечении обстоятельств они могли заниматься этим до восхода солнца, время от времени проверяя, справляются ли те, кому платили вполовину меньше, чем им, со своими обязанностями по уборке, обслуживанию и пополнению запасов. Если возникали какие-то проблемы, они отдавали соответствующие распоряжения, а затем возвращались к перелистыванию журналов. Утром они снова приходили в свои квартиры или дома и спали весь день, словно напившиеся крови вампиры.
Кэтлин не была на них похожа. Пока она поднималась на лифте, отражение в зеркале убеждало ее, что она молода, женственна и привлекательна. Ладно, пусть даже и не столь молода. Не важно. У нее были гладкая кожа и волосы, почти не требовавшие ухода, прямой нос. В своем черном костюме она выглядела очень по-деловому. Ей явно было здесь не место. Да, администратором отеля
Днем отель казался большой машиной, приводимой в движение собственными внутренними силами, но стоило оказаться по другую сторону регистрационной стойки, войти в одну из дверей с табличкой «Посторонним вход воспрещен», как сразу становилось ясно, что это не так. Внутри отеля сталкивались в лоб тысячи разнообразных задач, выполнявшихся с той или иной скоростью. Он представлял собой нечто вроде компьютера из плоти и камня, одновременно выполнявшего семнадцать различных программ, как новых и отлаженных, так и старых, полных ошибок. И всегда существовала опасность полномасштабного краха. Вместе с тем, однако, он вызывал ощущение взаимосвязанной экосистемы, эстафетной команды, ведущей бесконечную гонку.
Ночью все было иначе. Программы переходили в режим ожидания, и более явно ощущалось присутствие материальных предметов: столов, стульев, настенных ламп, отбрасывавших свет в пустоту. Лифты самостоятельно двигались вверх и вниз, без каких-либо видимых причин, позвякивая и шипя в предрассветные часы. Но больше всего ощущалось само здание, его длинные коридоры и массивные своды, под которыми раздавались странные звуки и шорохи. Отелям многое доводилось видеть. Отели привыкли к грубому обращению. От того, что происходит в рядовом городском отеле, в обычном доме свихнулись бы за один день. Ночью же здание предоставлено само себе, своим медленным, тягучим мыслям. Бродя по его коридорам, казалось, будто сидишь в темноте рядом с огромным каменным зверем и прислушиваешься к его спокойному дыханию.
Возможно, именно поэтому среди ночных администраторов было так мало женщин. Кэтлин знала, что сейчас ей следовало быть дома и спать или прислушиваться к дыханию другого человека рядом с собой. Кот был не в счет, как бы она его ни любила. Это должно было быть дыхание ребенка или, по крайней мере, мужчины. В ее квартире сколько ни прислушивайся — ни того ни другого не услышишь. Ей пора было перестать себя обманывать.
Вот почему она была здесь.
Двери открылись на шестом этаже, и она вышла в коридор. Шесть этажей — не так уж много, но именно столько их было в «Фэйрвью». Недавно у Кэтлин был разговор на эту тему с раздраженным постояльцем, который ожидал такого же роскошного вида, какой открывался из отеля той же сети в Ванкувере. В отеле «Бэйсайд» было двадцать два этажа, и из окон можно было увидеть залив и горы. Кэтлин знала об этом, поскольку была там на ознакомительных курсах. Да, в Сиэтле есть отели и получше, заметила она, но ни одного — с таким вниманием, уделяемым качеству обслуживания. Постоялец яростно уставился на нее, понимая, что ему всего лишь ответили фразой из рекламного проспекта, но, похоже, уехал вполне удовлетворенным. В любом случае, он оказался слегка странной личностью — оба раза заказал на завтрак фрукты и пирожки с колбасой, что свидетельствовало об определенном конфликте его желаний.
В коридоре было тихо и тепло. Она шла по ковровой дорожке вдоль трех сторон небольшого квадрата. Вперед, налево, назад. Заказов было немного. Обычно в конце недели в это время года гостей мало. В одном из номеров жила пара туристов — она видела, как они, пошатываясь, возвращались после полуночи. Кэтлин интересно было узнать, что они закажут, но большинство постояльцев были деловыми людьми. Эти встанут рано утром и позавтракают кофе с круассанами, которые продаются в вестибюле с семи до половины девятого. На этом этаже оказалось всего двенадцать заказов, в основном типичная для отеля яичница из двух яиц. Ничего особо интересного, хотя один из гостей заказал овсянку, что заставило ее улыбнуться. Выдающаяся личность. Его жена могла бы им гордиться.
В конце этажа она оглянулась назад, проверяя, что ничего не забыла, а затем открыла дверь на лестницу. Ковровая дорожка заканчивалась сразу же за дверью — отель экономил на расходах, что она вполне одобряла. Гости иногда пользовались лестницей — обычно только в том случае, если боялись лифтов, поскольку тех было слишком много, — и таким образом имели возможность слегка заглянуть во внутренности отеля. Никаких картин на стенах, никакого красного ковра с золотыми квадратиками, никакой роскоши. Как будто…