Слуга смерти
Шрифт:
— Не думаю. Если фотография достаточно важна для тебя, чтобы держать ее на столике у кровати, вряд ли тебе придет в голову идея вообще от нее избавиться.
— Вполне возможно, если это фото бывшего приятеля.
— Верно. Но вот, посмотри… — Я переключился на третью картинку, изображавшую одну лишь фотографию на столике. — Она увеличена еще сильнее. Я использовал интерполяционную программу, которая проверяет цвет каждого пикселя, сравнивает его с окружающими и пытается предположить возможное изображение на картинке. Да, выглядит, конечно, отвратительно, но кое-что интересное заметить можно.
Я показал на центр картинки.
— Какие-либо
— Именно. Джессика и ее бывший.
— Сомневаюсь. Какого цвета верхняя часть обеих голов?
— Серого.
— То есть — цвета волос пожилых людей. Возможно, это ее родители.
— Думаешь?
— Джессика и в самом деле могла не слишком часто бывать дома, но я бы очень удивился, если бы в квартире не оказалось семейной фотографии. Фото мамы с папой или, если она была с ними не в ладах, кого-нибудь из братьев, сестер или племянников. Какое-то напоминание о семье. Девушки обычно это любят.
— Вот как? А ты нашел здесь хоть одну? Спрятанную среди принадлежностей для шитья и любовных писем?
— Нет, — сказал я. — Но я особо и не искал. К тому же и ты не девушка.
— И то правда. Просто страшная баба.
— Не просто, — ответил я. — Но суть в том, что в квартире Джессики кое-чего не хватает.
— Думаешь, убийца там побывал?
— Да, думаю. И вот доказательство.
Я щелкнул по еще одному файлу, одной из картинок, которые Маккейн сохранил в папке. Она изображала Джессику, развалившуюся на кушетке в довольно-таки неприличной позе. На ней была голубая пижама в розовый и белый цветочек.
— Ты сказала, что ее нашли…
— Именно так. В этой самой пижаме. Господи. Ты прав. Он был там.
— Думаю, он какое-то время охотился за ней и побывал у нее дома, готовясь к убийству. Он взял пижаму и, думаю, еще один сувенир. Видимо, он выяснил, что это родные Джессики, и решил забрать нечто имевшее для нее значение.
— И она не заметила?
— Назови мне предмет в этом доме, на который ты смотришь каждый день. И посмотри на фото — на столике страшный беспорядок. К тому же…
— Но как насчет пижамы? Если она пропала, этого ведь нельзя не заметить?
— О чем я и собирался сказать. Вероятнее всего, он побывал там в тот день, когда ее убил.
— Тогда почему бы ему было не дождаться ее и не убить ее дома?
— Потому что это был ее дом, а не его. Ты же знаешь, каковы эти люди. Им хочется выстроить все так, как хочется им самим.
— И чем все это может нам помочь?
— Он выяснил, где она живет. Как? Это значит, что по крайней мере один раз его могли видеть рядом с ее квартирой. И это значит, что он сумел туда проникнуть. Опять-таки — как?
— Полиция уже опросила всех соседей. Никто ничего не видел.
— Но как он смог узнать, где она живет?
— Уорд, ты очень наблюдателен, но ты не полицейский. Вероятно, он просто следил за ней, пока она шла домой из бара. Извини, но даже если ты и прав, это ничего нам не дает. Он взял пижаму и украл фотографию. Возможно. И что дальше?
Я раздраженно повернулся к ней, но вид у нее был усталый, и я не стал говорить того, что собирался сказать.
— Странно, что у вас с Джоном ничего не вышло. Несмотря на все ваше здравомыслие и непредвзятость.
— Смотри, потребую сатисфакции, — улыбнулась она.
— Спасибо, — сказал я. — Ты подтвердила мои самые безумные ожидания.
— К черту. Поехали лучше туда, где ее еще и готовят.
В конце концов мы оказались в Санта-Монике, в итальянском ресторане на Променаде. Мы немного поели, а потом переместились в бар, где просидели несколько дольше. Бокал вина выглядел в руке Нины вполне естественно, словно и должен был быть там всегда. Я коротко рассказал ей о том, что мне удалось сделать за последние несколько месяцев, а когда вино ударило в голову, я начал говорить о том, насколько мне не хватает Бобби и моих родителей, а она понимающе кивала и благоразумно молчала. Я понял, что на самом деле почти ничего о ней не знаю, и выяснил, что она выросла в Колорадо и училась в колледже в Лос-Анджелесе, но не более того. Она рассказала мне о какой-то своей школьной подруге, которая ей звонила и с которой она собиралась встретиться, и мы пришли к общему выводу, что прошлое — совсем другая страна, которую движение тектонических плит времени с каждым годом отдаляет от нас все больше. Ближе к вечеру, когда в баре стало больше народу, Нина смотрела на людей так, что они предпочитали держаться подальше от моего места, пока я выходил покурить на улицу. В присутствии Нины ее взгляда было вполне достаточно.
По мере того как я все больше напивался, окружающие начали казаться мне все более и более отвратительными. Разговоры вокруг шли, естественно, о шоу-бизнесе, о деньгах, о здоровье и избыточном весе, о моде. Чем более нелогичной становилась тема разговора, тем, казалось, громче всем хотелось на эту тему говорить, словно вознося бесконечную молитву богам судьбы. В конце концов я начал разражаться длинными тирадами, в то время как Нина продолжала сидеть молча.
Разговоры о моде всегда приводили меня в ярость. Этим летом все мы должны носить ярко-красное? Кто это сказал? Почему при виде бикини из квадратиков разноцветного пластика мы должны делать вид, будто это должен носить каждый?
— Потому что, — проворчал я, обращаясь к Нине, — именно таким образом выставляет себя напоказ капитализм.
Именно так наша культура вываливает наружу свои непотребные места. «Эй вы, бесплотные тени в погруженном в хаос мире, только взгляните, на что мы способны! Если мы в состоянии тратить свое время и усилия на подобное дерьмо — только представьте, сколько у нас золота, оружия и зерна, насколько сыты и счастливы мы, граждане нашего мира!» Вот только они вовсе не счастливы, а некоторые из них даже недостаточно сыты, но никто не знает и никого не интересует, что происходит за рекламными щитами, ограждающими жизненный путь, поскольку жизнь для тех, кто имеет значение для общества, становится все лучше.
По всей стране все сидят и читают книги о том, как еще больше возлюбить ближнего своего, как будто это хоть в какой-то степени возможно. Прокуренные кафе превращаются в заведения, куда отправляется самоуверенная молодежь, чтобы скачать из Сети очередной новомодный роман; душные неуютные бары превращаются в места отдыха для сотрудников успешных корпораций. Недавно я был в одном баре, и там пахло благовониями — как это понимать, черт возьми? Не сигаретным дымом, но лавандой с пряностями? В помещении воздух не бывает более свежим, чем на улице, разве это не понятно? Нельзя перестать бояться, лишь делая вид, будто все, что тебя пугало, перестало существовать.