Слуги дьявола
Шрифт:
Один из ближайших приближенных Папы пригласил полковника Эстермана не по праздной причине. До присяги, которую по традиции принимал сам римский епископ, оставалось еще чуть больше часа. Они должны были быть уверены, что новый командир гвардии полностью осознает ответственность, которая на него возлагается. Более двадцати лет безукоризненной службы — это замечательно, но и понимание тонких моментов жизни Ватикана на этом посту совершенно необходимо. А ведь Алоиз Эстерман происходил из крестьянской семьи и не очень-то отличался умом и сообразительностью. Зато у него была обворожительная красавица жена. Именно в этом
— Прошу вас, полковник, присаживайтесь. — Папский камергер поприветствовал Эстермана и жестом пригласил сесть в кресло напротив себя.
— Благодарю, — кивнув, по-солдафонски отчеканил полковник. Тем самым он как бы отказывался присесть.
— Прошу вас, здесь армейские манеры ни к чему. — Энрико Луцци был настойчив. — Садитесь же.
Полковник повиновался. Даже сидя спину он держал прямо, как на плацу.
— Мы рады, что выбор пал на вас, — сказал ему камергер, — и я поздравляю вас, полковник. Но перед тем как вы примете присягу, мы хотели бы убедиться, что вы до конца понимаете, какую ношу возлагаете на свои плечи.
На лице полковника отразилось недоумение.
— Но я уже более двадцати лет в гвардии…
— Мы знаем ваш послужной список. Он выглядит безукоризненно. Но нет ли у вас в душе нечто такого, от чего вы бы хотели освободиться?
Полковник выглядел растерянным.
— Ну, например, — Луцци сделал небольшую паузу, — не могли бы вы мне сказать, какие у вас взаимоотношения с капралом Торнэ? Правду ли говорят, что тут замешана любовная связь?
Услышав свое имя в таком контексте, Седрик едва не упал. Кровь мгновенно бросилась ему в голову. Он совсем потерял осторожность и буквально весь превратился в слух.
— Это… — только и успел услышать Торнэ, как сзади его грубо окликнули:
— Младший капрал Торнэ!
Седрик обернулся. Перед ним стоял майор швейцарской гвардии Мерде.
— Как это понимать? Вы посмели покинуть свой пост, да еще и подслушиваете? Немедленно отправляйтесь в казарму и под домашний арест! Это просто немыслимо!
Майор приказал одному из двоих гвардейцев, которые его сопровождали, заступить на пост, а второму — сопровождать Торнэ в казарму.
Седрик повиновался, но в его душе бушевала невиданная буря. Сейчас он отдал бы двадцать лет жизни, чтобы услышать ответ Эстермана и объяснение, кто мог так оклеветать его перед ближайшим окружением Папы.
Полковник вышел из приемной минут через тридцать, когда Торнэ уже был в казарме. Неизвестно, о чем еще говорили командующий гвардией и папский камергер, но лицо Эстермана словно окаменело. Он немедленно направился в свой офис и затребовал списки гвардейцев, представленных к награждению. Дело было в том, что все рядовые и офицеры, отслужившие три года, должны были сегодня получить медаль Бенемеренти — знак отличия за безукоризненную службу. Полковник просмотрел список и, дойдя до фамилии Торнэ, решительно вычеркнул ее. Настал момент для торжественного построения, и Алоиз Эстерман отправился на плац.
Он, разумеется, даже не подозревал о том, что сразу же после их разговора Энрико Луцци поднял трубку прямой телефонной связи и сказал неизвестному собеседнику всего лишь одну короткую, как выстрел, фразу:
— Теперь он знает.
Церемония принятия присяги и награждения прошла
— Я разберусь с вами завтра, — сказал он, слегка покачиваясь от выпитого вина, — а сегодня идите, разделите со всеми праздник.
Сослуживцы встретили Торнэ сочувственными возгласами. От них Седрик узнал, что он единственный из всех не получил заслуженную медаль. Капрал выпил подряд три изрядных бокала вина и покинул собрание. Ему нужно было увидеться с Глэдис.
Он застал жену полковника в гостиной за упаковкой вещей. В квартире царил беспорядок, но для Торнэ все это не имело значения. Он прикрыл двери и решительно направился к Глэдис.
Она сразу же все поняла.
— Седрик, прекратите, — строго сказала Глэдис, оглядываясь по сторонам, чтобы найти что-нибудь подходящее для обороны. — Остановитесь же, вы с ума сошли!
Ранее, что и говорить, ей были приятны ухаживания молодого симпатичного капрала, но теперь, став женой полковника, командующего гвардией, она не собиралась ради страсти мальчишки с французской кровью отказываться от всех благ, связанных с этим назначением. Ну и пусть Алоиз был намного старше ее и не отличался пылкостью в постели, зато он крепко стоял на ногах и успешно делал карьеру. Для комфортной жизни это тоже немаловажно.
Седрик медленно приближался к ней, не выказывая ни малейших намерений внять голосу разума. Вино сделало свое дело, и в эту минуту именно Глэдис стала для него олицетворением всей той несправедливости, которой его подверг Эстерман. Наконец Глэдис оказалась на расстоянии вытянутой руки. Она закричала. Седрик кинулся на нее, схватил за руки и повалил на диван.
В эту минуту двери прихожей внезапно распахнулись. На пороге стоял полковник Эстерман с боевым карабином в руках.
— Нет, — закричала Глэдис, увидев мужа, — Алоиз, не делай этого!
Ее голос был заглушен первым выстрелом, а попытка Седрика спрятаться предотвращена вторым. Полковник отлично стрелял, и Глэдис умерла сразу. Впрочем, дополнительных выстрелов вообще не потребовалось. Капрала Торнэ он добил несколькими сильными и точными ударами прикладом по голове и в живот. Он остановился, лишь убедившись, что любовники мертвы.
Дело было сделано. С того самого момента, когда Луцци рассказал ему о связи Торнэ и Глэдис, полковник не находил себе места. Радость от торжественной церемонии была омрачена, он мечтал лишь дождаться вечера, чтобы поговорить с женой и убедиться в правоте выдвинутых обвинений или опровергнуть их. Что ж, сеньор Луцци оказался прав. Полночь застала Эстермана в гостиной. Он сидел, обхватив голову руками. Ружье валялось на полу. Он еще даже не успел осознать ужаса происшедшего, когда в комнату неслышно вошел человек в гражданской одежде. Он не скрывал своего лица и ничего не сказал, а просто достал револьвер и хладнокровно сделал два выстрела. Полковник упал.