Слуги Государевы. Курьер из Стамбула
Шрифт:
Манштейн вышел вместе с офицерами на улицу, попрощался, но когда они уже садились на лошадей, вдруг попросил Веселовского задержаться. Кутлер с Лесавецким переглянулись, но, ничего не сказав, отправились искать свой полк, а Веселовский спустился на землю и подошел к премьер-майору.
— Послушай, Веселовский, — неуверенно начал Манштейн, — пока тебя не было, здесь произошел один случай прискорбный.
— Какой? — поручик весь напрягся.
— В начале августа, там, в степи, была произведена фуражировка неудачная. Налетело множество татар. Мы потеряли много людей и скота. Наказаны начальники многие, и в том числе полковник Тютчев, твой бывший командир.
— Как Тютчев? — У Веселовского аж ноги подкосились, и, чтоб не зашататься, он ухватился за седельную луку.
— Он отряжал караулы от вашего полка.
— Но не он же ими командовал, не он же их расставлял?
— Не он. Майор Штруф, вашего же полка.
Веселовский вспомнил этого долговязого заносчивого курляндца. Как издевался он над драгунами в походе, пользуясь каждой остановкой, каждым растагом, дабы или высечь, или под мушкет на часы поставить провинившегося. При том норовил по шесть мушкетов вручить зараз. И не на два часа, как положение о наказаниях предусматривало, а до тех пор, пока оный провинившийся не рухнет без сознания.
И это все после утомительнейших переходов, в палящий зной, от которого и провинности возникали. Сомлеет драгун в строю от жара невыносимого, выронит из рук фузею, которую наготове держать было приказано — татар опасались, майор тут как тут. А это значит, что ждало теперь провинившегося наказание. Алеша даже не выдержал однажды, вмешался и сказал майору:
— Людей-то пожалеть надобно, господин майор. И так мрут, как мухи, от жары да испарений вредных. А мы сами им мучений добавляем.
Штруф удивился очень и внимательно, с подозрением посмотрел на молодого поручика.
— Нужно не жалет, а лупит больше. Токта и не будут, как мухи, — заметил он назидательно.
— Брось, Алеша! — взял его за локоть майор Шепелев, отводя в сторону. — Не связывайся с курляндцем. Опасен он связями своими. Одна надежа, что долго в полку не задержится. Иль переведут куда с повышением, или, дай Бог, пулю али стрелу татарскую схлопочет, прости мя грешного за мысли сии, Господи. Не трожь его, вонять не будет. — Пришлось отступиться тогда. И вот нате ж, опять Штруф!
— Как он? Ведь это дрянь, а не офицер. Почему Иван Семенович не назначил майора Шепелева?
— Потому что тот был болен. А Иоганн Штруф дрянь, я знаю. Зато у него связи с нашим обер-камергером, герцогом Бироном. Отделался легким испугом — на три месяца в рядовые, но уже готовят приказ о восстановлении и переводе в другой полк. Генерал Загряжский и бригадир Кантакузин также разжалованы в рядовые до конца войны.
— А Иван Семенович? — Веселовский замер.
— А полковник Тютчев приговорен к расстрелу.
— Господи! Вот оно, наказание Божье, за грехи мои, — Веселовский со стоном уткнулся лицом в седло. — Господи, что же теперь будет? Как сообщат об этом семье? Маша, Машенька, как же ты переживешь это?
— Ладно, Веселовский, — Манштейн переминался с ноги на ногу, — еще не все потеряно. Приговор сначала должна утвердить Военная Коллегия в Петербурге, а потом Императрица. Может, те бумаги, что вы доставили, и сыграют свою роль. Я попробую поговорить с фельдмаршалом. Ты же знаешь, он вспыльчив, но отходчив. — Манштейн произносил еще какие-то слова, сам особо не веря тому, что говорит.
— Это правда? — Веселовский обернулся. — Вы поможете? Ведь он даже служил с Вашим отцом.
— Я знаю об этом. Конечно, постараюсь. Я отцу своему в Ревель уже отписал, просил похлопотать за своего бывшего офицера. Поезжай в полк. Тютчев сейчас там. Под арестом. Приободри старика.
— Спасибо, господин майор, — Веселовский уже вставлял ногу в стремя. — Вы уж помогите нам, Христом Богом прошу.
— Давай, давай, поезжай. Что смогу — все сделаю, — Манштейн смутился и, отвернувшись, пошел к кирасирам охраны, рядом с которыми на барабане сидел прапорщик Лука Волков — флигель-адъютант Миниха. — Волков! Быстро разыскать курьера и к фельдмаршалу, повезет пакет в Петербург.
Веселовский мчался в полк. Влетев в деревню, где квартировали драгуны, он безошибочно определил штабную избу-мазанку и, бросив поводья подскочившему караульному, взбежал по ступеням. В горнице сидел молодой подпоручик, адъютант Тютчева.
— А, господин поручик, вернулись? — поднялся он навстречу.
— Где командир? — не отвечая на приветствие, тяжело дыша спросил Веселовский.
— Какой? Новый? У себя, — ответствовал адъютант.
— Что за шум? — дверь в соседнюю комнату отворилась, и вышел незнакомый Веселовскому штаб-офицер. — Я командир полка князь Друцкой. А вы, собственно говоря, кто будете, поручик?
— Поручик Веселовский, командир 3-й роты, — как-то сразу сник Алеша.
— А что вы так врываетесь? Я вас не вызывал. Где вы вообще были? Что-то я не припомню вас, когда устраивал смотр полковой.
— Я выполнял задание особое главнокомандующего фельдмаршала Миниха. Только что от него. Докладывал о завершении. Получил разрешение на три дня отдыха и приказ вернуться в полк, — тихо скороговоркой выпалил Веселовский.
— Ну и молодец, — князь пожал плечами, — отдыхай и принимайся за работу. Нужно пополнение принимать, обучать. — Новый командир был настроен благодушно.
— Ваша светлость, — неуверенно начал Веселовский.
— Что еще, поручик?
— Позвольте повидаться с господином полковником Тютчевым.
— Это еще зачем? — уже недовольным тоном произнес Друцкой. — Тютчев преступником объявлен и сейчас находится под арестом. Какое у тебя до него дело?
— Я зять его, — соврал Веселовский.
— Ах, вот оно что, — задумался новый командир. — Вообще-то не положено, но в виде исключения. Адъютант, проводите поручика к арестованному. Пусть поговорят. Только недолго. И чтоб никто не видел. А то и мне еще отвечать придется за свою доброту.
— Премного благодарен, ваша светлость, — Веселовский низко поклонился князю и вместе с адъютантом быстро покинул избу.