Слуги Государевы
Шрифт:
И текли его мысли каналами темными. Сидел гетман у себя в Батурине и думу тяжкую думал.
— С поляками разберемся. Здесь, главное, Петр. Коли Карлу шведскому пособить, не впуская войска русские на Украйну, то можно соединить левобережную с правым берегом, и самому государем стать. А коли война сюда перекинется, то пожгут москали все, и даже ежели их верх будет, все едино беды на мою голову лягут. Я виновен, как гетман. Оттого царь Петр лишит булавы Мазепу. Вона его любимчик, Меньшиков, как зарится.
Не козак душой был Мазепа. Хоть и прозывался таковым. Чужды ему были обычаи козацкие, оттого и повздорил со старым Кочубеем из-за крестницы своей, когда вдруг в жены ее захотел. В годы молодые духом польским шляхетским пропитался. В Киеве учился, в Варшаве, в Европе, у иезуитов. Латынью владел свободно, немецким, польским само собой. Стихи писал. А Польша, при всех раздорах ее внутренних была страной образованной. И если Италия славилась школами художественными, то Польша не уступала ей в науках технических и литературных. Был знаменитый Краковский университет, не уступавший ни Сорбонне, ни Оксфорду, ни итальянским университетам. Польша была звеном в ожерелье Возрождения, в той золотой цепи поэзии и музыки, живописи и науки, что протянулась через всю Европу. А кроме того, Польша была мостом, по которому широким потоком европейские знания катились сюда в славянский мир, не уступающий ни романскому, ни германскому мощью культуры.
Польские студиозы, ваганты, школяры, запросто, странствовали по всему тогдашнему цивилизованному миру, никто не укорял их за то что они славяне, потому что языком культуры и науки была латынь, а безымянные поляки были католики. Они были частью европейского мира, который ни на секунду ни прежде, ни теперь не может представить, что он не центр вселенной! Может учение Коперника, о том, что не солнце крутиться вокруг Земли, а Земля вокруг Солнца и возникло в Польше, где был несколько иной взгляд на мир, чем, скажем, в Париже или в Риме…
Здесь рядом была лесная и темная Литва, за ней беспредельная Украина, с ее диким, на взгляд «цивилизованных» поляков, козачеством. Думал ли гетман Мазепа о своих козаках, заботился, любил? Да не больше, чем пан о своих холопах! Оттого так легко послал своих козаков в помощь Долгорукому, когда топили в крови бунт булавинский на Дону. Тень малейшую подозрения от себя отвести. Петр верил в Мазепу.
А гетман Кочубея вспоминал казненного:
— Тот-то пес, по-азиатски предан был Петру!
Мазепа не таков. Не чета Кочубею. Пока нужно было преданность Москве выказывать выказывал… а теперича и о себе подумать надобно.
Не дождался Карл XII Левенгаупта, пошел таки на Смоленск. Одни пепелища на пути его лежали. Потоптался на месте король и повернул на Украину.
— Дьявол его сюда несет! — воскликнул Мазепа — теперь и войско великорусское сюда потянется. На последнюю руину Украйны, на ее погибель!
— Ежели виктория будет при шведах, то вельможность ваша и мы все счастливы, ежели при царе, то и мы пропадем, и народ погубим. — буркнул Орлик, писарь верный.
— Молчи! — огрызнулся гетман, — яйца курицу не учат. Или я дурак, прежде времени отступить, пока не увижу крайней нужды, когда царь не будет не в состоянии не только Украйну, но и государства своего от потенции шведской оборонить.
Но делать было нечего, пришлось выбирать Мазепе:
— Нужно к Карлу переметнуться. Опередить Петра. Не допустить его вторжения.
И поскакал Мазепа к шведам в лагерь. Меньшикову отписал:
— Тяжко болен, еду собороваться маслом от киевского архиерея.
Тот не поверил в болезнь. Обман вскрылся тут же. Весть об измене гетмана быстро долетела до царя.
— Иуда новый! — плюнул зло.
Взбешенный, он приказал Меньшикову:
— Батурин, столицу гетманскую, взять, предать разорению, всех переметнувшихся казнить.
В Глухове эшафот с виселицей установили, куклу приволокли, Мазепу изображавшую. Обрядили в ленту Андреевскую [31] , после ее сорвали с куклы, патент орденский разорвали, а куклу повесили. А митрополит Стефан Яворский предал Мазепу анафеме. Новым гетманом срочно назначили полковника Стародубовского полка Ивана Скоропадского.
31
Мазепа был пожалован в кавалеры первого русского ордена Андрея Первозванного в 1700 году «за верную службу»
Вихрем прошлись русские по всем городкам украинским, разорением и казнями жуткими свой путь отметили. Всех, кто в сочувствии гетману изменившему заподозрен был, люто карали.
— Ну кажись не выдержал король! Теперь очередь за нами. Тебе, Борис Петрович — Шереметеву, — на Украйну идти, разорение края учинить, дабы швед оголодал в конец, а нам с тобой — Меньшикову, — Левенгаупта отлавливать. Не допустить надобно, чтоб сикурс пришел к Карлу. Лишить его припаса воинского и провианта. Сдохнут шведы, и поделом им!
Десять драгунских полков и три пехотных с батальоном Астраханцев бросились за Левенгауптом. Шведы уходили к Шклову, где намечалась переправа через Днепр. Левенгаупт чувствовал, что ему наступают на пятки.
— Быстрей, быстрей, шведы! — поторапливал.
Представьте себе восемь тысяч повозок, это десяток верст длины, а еще пехота, артиллерия, конница. Змеей бесконечной полз обоз по разбитым лесным дорогам. Каждая повозка колею набивала в жидкой, дождями размоченной земле. За ней другая, третья, сотая! Дорого превращалось в одно тягучее болото. Колеса вязли, солдаты на своих плечах выносили обоз. А еще надо было отбиваться от партий неприятельских, кусавших солдат Левенгаупта со всех сторон.
Пока провидение хранило его корпус. Русским не повезло. Они шли на северо-запад, а шведы, параллельно им, на юго-восток. Нанятый проводник-еврей ни в малой степени не собирался вести их верной дорогой. Случайно встретившийся по пути польский шляхтич, из сторонников Августа, сильно удивился:
— Панове! То не та дорога, вам надобно шукать шведов у Шклова.
Еврея тут же повесили. Меньшиков бросился к Днепру. Левенгаупт успел переправиться и уничтожить за собой мост. Вышедшие за ним передовые отряды русских он обстрелял из артиллерии.