Слуги милосердия
Шрифт:
— Лейтенант Сеиварден, — сказала я, — привыкла к уважению и восхищению всех, кого считала значимыми. Или по крайней мере, к внешним их проявлениям. Она знала, что у нее есть свое место в обширной вселенной, и это место окружали и поддерживали другие люди, которые были вокруг нее. А когда она вышла из того анабиозного отсека, все это исчезло, и у нее не нашлось своего места, и вокруг нее не осталось никого, кто мог бы сказать ей, кто она. Внезапно она оказалась никем.
— Вы знаете ее очень хорошо, — заметила врач. И тут же добавила: — Разумеется. — Я подтвердила это едва заметным жестом. — Потому, когда вы с ней или по крайней мере недалеко от нее, она чувствует
— Да, — согласилась я.
Врач вздохнула.
— И не исправит также ситуации с Экалу. Дело там было вовсе не в наркотиках и ни в чем другом, кроме как в самом лейтенанте. Ну, еще неудача несколькими днями позже, возможно. Но сам тот спор — там все дело заключалось в Сеиварден.
— Это так, — согласилась я. — Я ведь видела, как она делала это прежде, когда еще несла службу на «Справедливости Торена», но никто никогда не продолжал с ней спорить, когда она настаивала на том, что люди неправы и безосновательно требуют, чтобы она обращалась с ними лучше.
— Вы меня не удивили, — сухо заметила врач. — Итак, как я сказала, было достаточно просто сделать так, чтобы она оказалась физически неспособна вернуться к кефу. Понадобилось лишь установить шунт. А вот стремление к нему и… эмоциональная нестабильность — с этим сложнее. Мы не можем сейчас даже проконсультироваться со специалистами на базе Атхоек.
— Не можем, — согласилась я.
— Я могу предпринять различные — не очень масштабные — меры, которые могли бы помочь. Могу лишь надеяться на то, что все это не принесет серьезных последствий, было бы прекрасно, если б у меня оказалось достаточно времени, чтобы обдумать все и обсудить с кораблем. Она уже размышляла над этим и обсуждала с кораблем. А я, возможно, не смогу ничего сделать, поскольку здесь мой лорд, и не та ее часть, которая к нам расположена.
Я заметила это нам, но оставила без комментариев.
— Я — на борту корабля на обозримое будущее. Позаботьтесь о Сеиварден. Я займусь всем остальным.
Сеиварден лежала на койке в медчасти, голова и плечи ее были приподняты, она уставилась куда–то перед собой.
— Отчего–то это кажется неверным, — заметила я. — Нам следует поменяться местами.
Она отреагировала чуть–чуть медленнее, чем показалось бы мне нормальным.
— Брэк. Брэк, мне так жаль, я облажался.
— Да, — согласилась я.
Это ее удивило, но ей понадобилась доля секунды на то, чтобы осознать это удивление.
— Полагаю, корабль в самом деле на меня рассердился. Не думаю, чтоб он говорил со мной так, если бы ты была здесь. — Она чуть нахмурилась. — Экалу тоже на меня рассердилась, и я так и не понимаю за что. Я извинился, но она по–прежнему сердится. — Она нахмурилась сильнее.
— Помнишь, когда я сказала, что, если ты собираешься покончить с кефом, тебе придется сделать это самостоятельно? Что я не собираюсь нести за тебя ответственность?
— Думаю, да.
— А ведь на самом деле ты меня не слушал, так ведь?
Она вздохнула. Моргнула. Вздохнула еще раз.
— Я думал, что слушал. Брэк, я могу вернуться сейчас на вахту. Я чувствую себя гораздо лучше.
— Не сомневаюсь, — сказала я. — Тебя по уши накачали препаратами. Врач с тобой еще не закончила.
— Не думаю, что врач способна для меня что–то вправду сделать, — возразила Сеиварден. — Она говорила
— Я привыкла, — сказала я. — Все будет в порядке.
По моему приказу лейтенант Экалу пришла в мою каюту. Лицо ее было лишено всякого выражения, как у вспомогательного компонента, и не только потому, что она проснулась всего лишь десять минут назад. Я могла бы спросить корабль, из–за чего страдает Экалу, но не стала этого делать.
— Лейтенант. Доброе утро. — Жестом я предложила ей сесть за стол напротив меня.
— Сэр, — сказала лейтенант Экалу и села. — Я бы хотела извиниться. — Голос ее был ровным, лицо — по–прежнему невыразительным.
Калр Пять поставила перед ней розовую чашку с чаем.
— За что, лейтенант?
— За эту проблему с лейтенантом Сеиварден, сэр. Я понимала, что она имела в виду комплимент. Мне просто нужно было воспринять его таковым. Мне не следовало проявлять такую чрезмерную чувствительность.
Я отпила чаю.
— Пусть так, — сказала я, — но отчего же лейтенант Сеиварден не восприняла как комплимент то, что вы доверяли ей настолько, что сообщили о том, что чувствовали? Почему бы ей не извиниться за проявление чрезмерной чувствительности?
Лейтенант Экалу открыла рот. Закрыла его.
— Это не ваша вина, лейтенант. Бы не сделали ничего безрассудного. Напротив, я рада, что вы высказались. И вы никак не могли знать, что это произошло в то время, когда лейтенант Сеиварден находилась на грани некоего эмоционального срыва. А те… те трудности, что она испытывала и что проявились недавно столь драматическим образом, не были вызваны вашими словами. И не они породили то поведение, на которое вы жаловались. Между нами — ну, и кораблем, конечно, — я бросила взгляд на Пять, и она тут же покинула каюту, — Сеиварден поступала подобным образом с очень многими людьми: и с возлюбленными, и с другими — в прошлом, задолго до появления проблем, которые привели к тому, что она не несет больше вахту и отлеживается в медчасти. С самого рождения она была осыпана богатством и привилегиями. Она думает, что научилась подвергать это сомнению. Но на самом деле она научилась не столь многому, как ей кажется. И когда ей указали на это, она отреагировала нездорово. У вас нет никаких обязательств проявлять в таком случае снисходительность. Я думаю, ваши отношения были полезны и для нее, и для вас, по крайней мере в какой–то степени. Но мне не кажется, что у вас имеются обязательства продолжать их, если они будут для вас мучительны. И вы определенно не должны извиняться за то, что настаиваете на разумном обращении с собой.
Пока я говорила, лицо Экалу не менялось. Теперь, когда я закончила, мышцы вокруг ее рта стали едва заметно подергиваться. На мгновение я подумала, что она вот–вот заплачет.
— А теперь, — продолжила я, — к делу. Мы будем сражаться, и довольно скоро. На самом деле, я собираюсь открыто выступить против Анаандер Мианнаи. Конечно, той ее части, что противостоит Анаандер, давшей мне эту должность командующего, но, в конце концов, обе они — лорд Радча. Любой на борту, без всяких исключений, кто не хочет противодействовать Анаандер Мианнаи, волен покинуть корабль на челноке. Через два часа мы уйдем через шлюз, и за это время вам нужно принять решение. Я знаю, что члены экипажа испытывают некоторые опасения насчет исхода всего дела и насчет того, вернутся ли они опять в родные места, а я не могу дать таких обещаний. Вообще никаких.