Слуги милосердия
Шрифт:
У меня было много времени, чтобы обдумать, с чем я могу столкнуться на станции. Обе фракции Анаандер Мианнаи (если допустить, что их только две) наверняка имели там агентов. Но никто из них не был военнослужащим. Капитан Хетнис — мой враг, которому губернатор системы Джиарод столь опрометчиво передала опасную информацию, лежала замороженной в анабиозном отсеке на борту «Милосердия Калра» вместе со всеми своими офицерами. Ее корабль, «Меч Атагариса», находился на орбите достаточно далеко от самого Атхоека, с выключенными двигателями, все его вспомогательные компоненты — в хранилищах. «Милосердие Илвеса», единственный военный корабль в этой системе,
Любой, кто уже осознал, что я не поддерживаю его фракцию лорда Радча, будет применять против меня только политические средства. Значит, это политика. Возможно, стоит воспользоваться намеком Тайзэрвэт и пригласить на обед начальника службы безопасности базы.
Калр Пять по–прежнему оставалась на базе Атхоек, вместе с Восемь и Десять. База была переполнена еще до повреждения и эвакуации Подсадья, и спальных мест там недоставало. Мои солдаты Калр поместили ящики и тюфяки в углу тупикового коридора. На одном из этих ящиков сидела Юран, тихо, но настойчиво спрягая глаголы на языке расвар. Ичана на базе Атхоек, наши основные соседи здесь, говорили главным образом на расвар. Было бы проще, если б Юран отправилась в медчасть, чтобы овладеть основами языка под воздействием препаратов, но такому подходу она бурно воспротивилась. Юран, которой едва исполнилось шестнадцать лет, была единственным невоенным членом моего маленького хозяйства и никакого отношения ни ко мне, пи к кому–либо на борту «Милосердия Калра» не имела, но я сочла себя ответственной за ее судьбу.
Пять стояла рядом, судя по всему — полностью погрузившись в приготовление чая к приходу наставника Юран, который должен был появиться через несколько минут, но на самом деле — пристально следя за ней. В нескольких метрах от них Калр Восемь и Калр Десять драили полы коридора, которые выглядели уже не столь уделанными, как раньше, и были заметно светлее тех, что находились за пределами импровизированных границ нашего лагеря. Работая, они напевали — потихоньку, так как за соседними дверями спали граждане.
В комнате моей возлюбленной
Рос жасмин.
Он оплел всю ее кровать.
Дочери постились и обрили головы.
Через месяц они вновь придут в храм
С розами и камелиями,
Но я буду поддерживать себя
Лишь ароматом цветов жасмина
До конца своей жизни.
Это была старая песня, старше, чем сами Восемь и Десять, возможно, старше их бабушек. Я помнила ее еще новой. На челноке, где ни Восемь, пи Десять не могли меня слышать, я пела ее вместе с ними. Тихонько, поскольку рядом со мной спала пристегнутая в кресле Тайзэрвэт. Однако пилот челнока услышала меня и испытала некоторое облегчение. Ее тревожило это внезапное возвращение на станцию и то, что она слышала о послании губернатора Джиарод. Но если я пела значит все
На «Милосердии Калра» Сеиварден спала и видела сон. Ее десять солдат Амаат тоже спали, тесно сгрудившись на своих койках. Подразделение Бо (под командованием Бо Один, поскольку Тайзэрвэт была на челноке со мной) только что поднялось после сна и, не вдумываясь, несколько вразнобой читало утреннюю молитву («Цветок справедливости — мир. Цветок правильности — красота в мысли и действии…»).
Вскоре после этого доктор пришла с вахты и обнаружила, что лейтенант Экалу сидит в крошечной каюте подразделения, уставившись на свой ужин.
— Ты в порядке? — спросила доктор и села рядом с ней.
Солдат подразделения Этрепа, которая обслуживала офицеров, поставила на стол перед ней чашку чаю.
— Я — и порядке, — солгала Экалу.
— Мы долго служили вместе, — ответила врач. Экалу в замешательстве не подняла взгляда и промолчала. — Прежде, до того как тебя повысили, ты бы пошла за поддержкой к своим коллегам по подразделению, но ты больше не можешь этого сделать. Теперь они служат под командой Сеиварден. — До того как появилась я — до того как предыдущего капитана «Милосердия Калра» арестовали за измену, — Экалу была Амаат Один. — Ты не можешь обратиться к солдатам своего подразделения.
Солдат Этрепа, обслуживавшая Экалу, бесстрастно стояла в углу каюты.
— Многие лейтенанты так бы и сделали, но их ведь не повысили из солдат, верно? — Она не добавила, что Экалу могло тревожить, не подорвет ли она свой авторитет среди товарищей по экипажу, знавших ее долгие годы простым солдатом. Не сказала, что Экалу было известно по личному опыту, сколь неравноценным мог оказаться такой обмен: просить какого–то утешения или эмоциональной поддержки у солдат, служивших под ее началом. — Думаю, ты первая, кому это удалось — подняться до офицера из рядовых.
— Нет, — вяло ответила Экалу. — Первой была капитан флота. — Она имела в виду меня. — Думаю, ты знала все время. — Что я — вспомогательный компонент, а не человек, имела она в виду.
— Так проблема — в этом? — спросила врач. Она не притронулась к чаю, который подала ей Этрепа. — Капитан флота первая?
— Нет, конечно. — Экалу подняла наконец взгляд, и ее бесстрастное выражение сменилось на мгновение чем–то другим, но оно тут же исчезло. — С чего бы это?
Я поняла, что она говорит правду.
Врач жестом показала, что ее это не касается.
— Некоторые люди ревнуют. А лейтенант Сеиварден… очень привязана к капитану флота. А ты и лейтенант Сеиварден…
— Было бы глупо ревновать к капитану флота, — отрешенно сказала Экалу.
И она действительно так думала. Ее утверждение я могла бы счесть за оскорбление, но я понимала, что не того она хотела. И она была права. Ревновать ко мне просто бессмысленно.
— К таким делам, — сухо заметила врач, — не всегда подходят разумно.
Экалу промолчала.
— Мне вот бывало иногда интересно, о чем подумала Сеиварден, когда открыла для себя, что капитан флота — вспомогательный компонент. Даже не человек! — Выражение лица Экалу на какой–то миг изменилось. И врач тут же добавила: — Но ведь это так. Думаю, капитан флота и сама тебе так скажет.
— Так ты собираешься говорить о капитане флота оно вместо она? — бросила Экалу. А затем отвела взгляд в сторону. — Прошу великодушно простить, доктор. Просто это не по мне.