Слуги правосудия
Шрифт:
Но я ничего не могла сделать, и никто не мог ничего сделать. Сообщение шло почти четыре часа — сигнал из прошлого, призрак. Все закончилось еще до того, как достигло меня.
Раздался резкий звук, и на передней панели рядом с индикатором топлива замигала синяя лампочка. Мгновением раньше индикатор показывал почти полный бак. Теперь он сигнализировал, что бак пуст. Двигатель заглохнет в считаные минуты. Сеиварден растянулась рядом со мной, расслабленная и неподвижная.
Я приземлилась.
Топливный бак был переделан так, что я не заметила. Казалось, он полон на три четверти, но он пуст, и сигнал тревоги, который должен был прозвучать, когда я использовала половину того, с чем отправилась в полет,
Я подумала о двойной сумме залога, которую, несомненно, больше не увижу. О владелице, столь озабоченной тем, что может потерять свой драгоценный флаер. Разумеется, наверняка сработает передатчик, вне зависимости от того, сделаю ли я аварийный вызов. Владелица не захочет лишиться флаера, а просто бросит меня одну посреди этой снежной, с прожилками мха, равнины. Я могла позвать на помощь — я отключила свои имплантаты связи, но у меня есть портативный радиопередатчик, который можно использовать. Однако мы находимся очень, очень далеко от любого, кто мог бы послать помощь, тронутый нашим призывом. И даже если бы помощь пришла — пусть раньше хозяйки флаера, которая явно не желала мне добра, — я бы не добралась туда, куда стремилась, — а это важнее всего.
Температура воздуха — минус восемнадцать, ветер южный, приблизительно восемь километров в час, в ближайшее время предполагается снегопад. Ничего серьезного, если утреннему прогнозу погоды можно доверять.
Мое приземление оставило в снегомху белое с зеленой кромкой пятно, весьма заметное с воздуха. Местность умеренно холмиста, хотя тех холмов, над которыми мы пролетали, больше не видно.
Будь это обычная авария, лучше всего было бы оставаться во флаере до подхода помощи. Но это не обычная авария, и я не ожидала спасателей.
Либо они придут сразу, как получат сигнал о нашем приземлении, готовые убивать, либо будут ждать. В прокатной конторе еще несколько аппаратов, и хозяйка, вероятно, не испытает особых неудобств, если подождет даже несколько недель, чтобы забрать флаер. Как она сама выразилась, никого не удивит, если чужак потеряется в снегу.
У меня две возможности. Я могу устроить засаду на тех, кто заявится, чтобы убить и ограбить меня, а потом забрать их транспорт. Провал — если они решат подождать, чтобы холод и голод сделали работу за них. Либо я могла вытащить Сеиварден из флаера, закинуть за плечи рюкзак и пойти пешком. Мой пункт назначения находился километрах в шестидесяти к юго-востоку. При необходимости я могла бы дойти туда за день, если местность, погода — и ледяные дьяволы — позволят, но мне сильно повезет, если Сеиварден одолеет это расстояние даже за два дня. Провал — если владелица решит не ждать и вернуть свой флаер, не откладывая. Она легко пройдет по нашим следам в снегомхе и избавится от нас. Преимущество неожиданности будет потеряно.
И мне сильно повезет, если я что-нибудь найду, когда доберусь до места назначения. Я провела последние девятнадцать лет, следуя малейшим подсказкам, — недели и месяцы поисков или ожидания, которые перемежались такими мгновениями, как сейчас, когда успех или даже жизнь зависели от броска монеты на удачу. Мне повезло, что я добралась сюда. Рассуждая здраво, мне не стоило надеяться, что удастся добиться большего.
Радчааи непременно бросил бы монету. Или, если быть точной, целую пригоршню монет, дюжину дисков, каждый со своим значением и смыслом, — их узор явил бы собой карту вселенной, какой ее возжелал видеть Амаат. Все происходит так, а не иначе, потому что мир таков, как он есть. Или, как выразился бы радчааи, вселенная — это воплощение богов. Амаат представил себе свет, и, представляя свет, он неминуемо представил не-свет, и стали быть свет и тьма. Такова была первая Эманация: ЭтрепаБо (Свет/Тьма). Три другие, подразумеваемые первой и ставшие благодаря ей неизбежными, —
Самое мелкое, совершенно незначительное на первый взгляд, событие — часть сложного целого; и понять, почему крошечная пылинка падает по определенной траектории и опускается в определенном месте, означает понять волю Амаата. Не существует такого понятия, как «случайное стечение обстоятельств». Ничто не происходит случайно, но лишь по замыслу божию.
Или так учит официальное радчаайское богословие. Я никогда особо не разбиралась в религии. Этого от меня никогда не требовалось. И хотя меня изготовили радчааи, я — не радчааи. Я ничего не знала о воле богов, и она меня совершенно не волновала. Я знала лишь, что непременно приземлюсь там, куда меня бросили, где бы то ни было.
Я взяла из флаера рюкзак, открыла и вытащила дополнительный магазин, который положила в куртку рядом с пистолетом. Закинув рюкзак за спину, я обошла флаер с другой стороны и открыла люк.
— Сеиварден, — позвала я.
Она не пошевелилась, только выдохнула спокойное хммм. Я взяла ее за руку и потянула, и она полускользнула-полушагнула в снег.
Я добралась так далеко, делая один шаг за другим. Развернувшись на северо-восток, я тронулась в путь и потянула за собой Сеиварден.
Доктор Арилесперас Стриган, к чьему дому, как я очень надеялась, я направлялась, была некогда врачом с частной практикой на базе Драс-Анниа, которая являла собой конгломерат по крайней мере пяти различных станций, построенных одна на другой на перекрестке двух дюжин различных маршрутов, далеко за пределами территории Радча. Кто там только ни появлялся, и в ходе своей работы она встречала самых разных людей с весьма разнообразным прошлым. Ей платили валютой, услугами, антиквариатом — всем, что могло иметь ценность хотя бы гипотетически.
Я побывала там, видела базу и ее запутанные, взаимопроникающие уровни, видела, где работала и жила Стриган, видела вещи, которые она оставила, когда однажды, без всякой кому бы то ни было известной причины, купила билеты на пять различных кораблей и затем исчезла. Чемодан струнных инструментов, лишь три из которых я могла назвать. Пять полок икон, ошеломительное собрание богов и святых, сработанных из дерева, из раковин, из золота. Дюжина пистолетов, скрупулезно снабженных ярлычками с номерами разрешений, выданных на базе. Все это были коллекции, которые начинались с единственных экземпляров, полученных в уплату и возбудивших ее любопытство. Аренда была оплачена Стриган полностью на сто пятьдесят лет вперед, и администрация базы оставила ее жилище нетронутым.
Я попала внутрь за взятку, чтобы посмотреть на коллекцию, которая привела меня туда: несколько разноцветных пятисторонних плиток, все еще ярких, как цветы на солнце, несмотря на тысячелетний возраст. Неглубокая чаша с надписью по золоченому краю на языке, которым Стриган не могла владеть. Плоский пластиковый прямоугольник — звукозаписывающий аппарат, как мне было известно. При прикосновении он воспроизводил смех и голоса, говорившие на том самом мертвом языке.
Как ни мала эта коллекция, собрать ее было нелегко. Гарседдианские артефакты редки, потому что, когда Анаандер Мианнаи осознала, что гарседдиане располагают средствами, позволяющими уничтожать радчаайские корабли и пронизывать радчаайскую броню, она приказала полностью уничтожить Гарседд и его народ. Те пятиугольные площади, цветы, все живое на всех планетах, лунах и базах в той системе — все погибло. Никто больше не будет там жить никогда. Никому и никогда не позволят забыть, что значит бросить вызов Радчу.