Слуги правосудия
Шрифт:
Десантные корабли перемещаются редко. Я располагалась на орбите Шиз’урны так же, как большую часть своего двухтысячелетнего существования располагалась в той или иной системе, ощущая снаружи своего корпуса пронизывающий холод вакуума. Шиз’урна напоминала сине-белую стеклянную фишку, ее орбитальная станция приближалась и, вращаясь, удалялась, корабли непрерывным потоком прибывали, пристыковывались, отстыковывались, отправлялись к разным шлюзам, окруженным бакенами и маяками. Границы государств и территорий Шиз’урны мне не были видны, хотя на ночной стороне ярко светились города планеты и паутина дорог между ними, там, где их уже восстановили после аннексии.
Я ощущала присутствие кораблей, моих товарищей, слышала, хотя не всегда видела их: тех, что были меньше и быстрее, — «Мечи» и «Милосердия» — и наиболее многочисленных в то время десантных кораблей, таких как я, — «Справедливостей».
У меня пока имелись вспомогательные компоненты, и я могла находиться во многих местах одновременно. Еще я была в командировке в городе Орс, на планете Шиз’урна, под командованием лейтенанта Оун подразделения Эск.
Орс стоял наполовину на заболоченной земле, наполовину — в болотистом озере, его озерная часть была построена на плитах поверх фундаментов, глубоко погруженных в топкую грязь. В каналах и между плит, вдоль нижних кромок строительных колонн, на любых неподвижных предметах, которых достигала вода (она поднималась на разную высоту в зависимости от времени года), росла зеленая тина. Зловоние сероводорода висело над городом постоянно и пропадало лишь изредка, когда летние шторма приводили озерную часть в трепет и содрогание, а на дорожках стояла доходящая до коленей вода, которую нагоняло ветрами из-за барьерных островов. Изредка. Обычно шторма делали этот смрад еще хуже. После них воздух ненадолго становился прохладнее, но это облегчение длилось всего пару дней. Обычно же было влажно и жарко.
Я не могла видеть Орс с орбиты. Это была скорее деревня, нежели город, хотя некогда Орс располагался в устье реки и являлся столицей страны, которая тянулась вдоль всего побережья. Торговля шла вверх и вниз по реке, и плоскодонные корабли курсировали по прибрежным топям, перевозя людей из одного города в другой. За века река отошла, и теперь Орс наполовину лежал в развалинах. Город, который некогда занимал мили прямоугольных островов внутри сетки каналов, был теперь куда меньшим поселением, окруженным и усеянным поломанными, полузатопленными строениями, иногда — с крышами и колоннами, выступавшими в сухой сезон из грязноватой зеленой воды. Некогда он был родным домом для миллионов. Лишь шесть тысяч триста восемнадцать человек проживало здесь, когда радчаайские вооруженные силы аннексировали Шиз’урну пятью годами раньше, и, разумеется, аннексия сократила эту численность. Орс это затронуло меньше, чем некоторые другие места. Как только мы (я в виде отрядов подразделения Эск и их лейтенанты) выстроились на улицах города в броне и с оружием, верховная жрица Иккт приблизилась к самому старшему офицеру — лейтенанту Оун, как я уже говорила, — и объявила о немедленной капитуляции. Верховная жрица рассказала своим последователям, что делать, чтобы пережить аннексию, и по большей части эти последователи действительно выжили. Дело не обычное, как можно подумать, — мы с самого начала давали понять, что даже чихание во время аннексии может означать смерть, и, когда она началась, мы повсеместно демонстрировали, что это значит. Тем не менее всегда находились люди, которые не могли удержаться от того, чтобы нас испытать.
И все же влияние верховной жрицы было поистине впечатляющим. Небольшие размеры города являлись в некоторой степени обманчивыми — в сезон паломничества сотни тысяч посетителей шествовали по площади перед храмом, располагались лагерем на плитах покинутых улиц. Для поклонников Иккт это второе по значимости священное место на планете, а верховная жрица — божественное присутствие.
Обычно гражданская полиция приступала к службе, когда аннексия официально завершалась, что занимало лет пятьдесят или более. Эта аннексия проходила по-другому: гражданство выжившим Шиз’урнианам было пожаловано гораздо раньше. В администрации системы никто не верил, что безопасность может быть обеспечена силами местного гражданского населения, и военное присутствие являлось по-прежнему значительным. Итак, когда аннексия Шиз’урны официально завершилась, большая часть подразделения Эск «Справедливости Торена» вернулась на корабль, но лейтенант Оун осталась, и я осталась с ней как отделение из двадцати вспомогательных компонентов Один Эск «Справедливости Торена».
Верховная жрица жила в доме возле храма, в одном из немногих, которые остались невредимы с тех времен, когда Орс был городом, — четырехэтажном, с односкатной крышей и открытом со всех сторон. Когда хотелось уединиться, можно было поднять перегородки, а во время штормов снаружи опускали заслоны. Верховная жрица приняла лейтенанта
— А вы не находите, — сказала жрица, старая, с седыми волосами и коротко стриженной седой бородой, — службу в Орсе тяжелой? — И она, и лейтенант Оун устроились на подушках — сырых, как все в Орсе, и пахнущих грибком. На жрице — отрез желтой ткани, который она обернула вокруг талии, ее плечи покрыты фигурками, нарисованными тушью, одни — округлые, другие — угловатые, их соотношение менялось в зависимости от литургической значимости дня. Из уважения к радчаайским правилам хорошего тона она была в перчатках.
— Разумеется, нет, — ответила лейтенант Оун учтиво, хотя, подумала я, не вполне правдиво. У нее — темно-карие глаза и коротко стриженные темные волосы. Кожа — достаточно смуглая, чтобы не считаться бледной, но недостаточно темная, чтобы соответствовать моде, она могла изменить ее, так же как и волосы и глаза, но никогда этого не делала. Вместо формы — длинной коричневой куртки, усеянной мелкими драгоценными камнями, рубашки и брюк, ботинок и перчаток — она надела такую же юбку, как на верховной жрице, тонкую рубашку и легчайшие перчатки. Но все равно вспотела. Я стояла у входа — безмолвно, вытянувшись в струнку, а младший жрец поставил чашки и другую посуду между лейтенантом Оун и Божественной.
Я также стояла метрах в сорока, в самом храме — нетипично замкнутом пространстве, — сорок три с половиной метра в высоту, шестьдесят пять и семь десятых метра в длину и двадцать девять и девять десятых метра в ширину. В одном конце — двери, высотой почти под крышу, а в другом, — возвышаясь над людьми на полу внизу, изображение отвесного горного склона где-то на Шиз’урне, выполненное с мельчайшими подробностями. Внизу было возвышение, широкие ступени которого вели на пол серо-зеленого камня. Сквозь дюжину зеленых потолочных окон свет струился на стены, расписанные сценами из жизни святых культа Иккт. Это здание было не похоже ни на одно другое в Орсе. Эта архитектура, так же как и сам культ Иккт, были привезены сюда откуда-то из других мест на Шиз’урне. Во время сезона паломничества храм будет до отказа забит верующими. Существовали и другие святые места, но, если орсиане говорили о паломничестве, они имели в виду ежегодное паломничество в этот храм. Но до этого события оставалось еще несколько недель. А сейчас пространство наполнено только тихим шелестом из угла, где молились шепотом человек двенадцать верующих.
Верховная жрица рассмеялась.
— Да вы дипломат, лейтенант Оун.
— Я — солдат, Божественная, — ответила лейтенант. Разговор шел на радчааи, и она говорила медленно и точно, внимательно следя за своим произношением. — Я не считаю свои обязанности тяжелыми.
Верховная жрица не улыбнулась в ответ. В тишине младший жрец поставил перед ними кувшин с тем, что шиз’урниане называют чаем, — вязкой жидкостью, тепловатой и сладкой, которая мало чем похожа на настоящий чай.
За дверями храма я стояла на площади, заляпанной сине-зелеными водорослями, и наблюдала за проходящими мимо людьми. Большинство носили такие же простые, ярко окрашенные юбки, как и верховная жрица, но только самые маленькие дети и наиболее благочестивые горожане имели на теле росписи, и лишь несколько человек были в перчатках. Некоторые из тех, кто прошел мимо, были переселенцами — радчааи, которым предоставили должности или собственность здесь, в Орсе, после аннексии. Большинство из них переняли простую юбку и добавили к ней светлую свободную рубашку, как лейтенант Оун. Некоторые упрямо держались брюк и пиджака и шествовали через площадь, обливаясь потом. Все носили драгоценности, от которых отказались бы немногие радчааи: подарки друзей или любимых, вещицы в память об умерших, украшения, отражающие фамильную принадлежность или связи с клиентами.
К северу, за прямоугольным водным пространством, именуемым Преддверие Храма, в честь того, чем это место некогда было, Орс лежит несколько выше — в сухой сезон дома даже стоят на настоящей земле, и эту территорию по-прежнему вежливо называют верхним городом. Я патрулировала и там. Когда я подходила к кромке воды, то могла видеть себя стоящей на площади.
Лодки, управляемые шестом, медленно плавали по заболоченному озеру и вверх и вниз по каналам между скоплениями плит. Вода словно пенилась от водорослей, которые лежали в ней широкими полосами и щетинились острыми кончиками тут и там. В стороне от города, к востоку и западу, бакены обозначали запрещенные водные пространства, густо заросшие элодеей, над которой вились, мерцая радужными крыльями, мухи-собачки. Вокруг плавали лодки покрупнее и большие землечерпалки, ныне — безмолвные и недвижные, которые до аннексии поднимали со дна зловонную жижу.