Служанка колдуна
Шрифт:
— Ого, какая удача, — радовалась я вполне искренне. — Вкусный, значит, горох?
— Не то слово, — Анна потащила меня поближе к кухне. — Только Питер готовит сейчас. Подождёшь?
— Конечно, — я специально встала так, чтобы хоть чуть-чуть гостей видеть. Не дала увести себя далеко. — Слушай, Анна, помнишь, ты про леди рассказывала, которая с повадками не-леди? Нашла она колдуна?
— Будто ты не знаешь, что нет, — усмехнулась подавальщица и заговорила мне в ухо. — Хозяин наш её обхаживает. Так возле неё крутится, что скоро дырку в полу протопчет.
— Жениться собрался? — попыталась
— Ага, два раза. В койку тащит. Но наша леди, как и положено настоящей леди, ломается изо всех сил.
— Она у него сейчас? — догадалась я. — В комнате?
— Верно думаешь, — улыбка Анна стала похабной. — И до утра не выйдет. Такой момент был, такой момент. Как в книжках этих, что леди читают. Примелькалась она здесь. Уж который день ходила, а всё одна сидела. Вот наши бабники городские и решили, что не хай добру пропадать. Собрались в кучку, в кучке три штучки, и подсели к ней за столик.
— Приставали?
— В корень зришь. Сначала разговоры разговаривали, а потом руки распустили. Леди в крик: «Пустите, не смейте, помогите!» Но гостям-то что? У них потеха. Стулья развернули, пива отхлебнули и смотрят. Генрих наш заволновался, да только не успел. На крик леди хозяин прибежал. «Пошли вон!» — гаркнул. И рукой так… Мол, идите. Они и пошли.
— Ох, — не поверила я. — Встали и пошли?
— А то, — расхохоталась Анна. — Леди тяжело дышит, к бледным щекам платочек прикладывает. Волнение у неё.
— Кручина сердечная, — подсказала я. — По чуть было не загубленной чести.
— Да, да. А хозяин наш рыцаря из себя корчит: «Не переживайте, прекрасная, они вас больше не побеспокоят. Воды? Или, может быть, вина? Пойдёмте. Не нужно вам здесь сидеть среди грубой публики. Манер нет, воспитания тоже».
Чем спектакль закончился, я уже знала. Но как теперь свиток от Карфакса передать? Засада. Выходит, что никак. Хозяин дверь запер, чтобы добыча из лап не выскользнула, стучать бесполезно. Так далеко пошлёт, что дороги не найду.
— Ладно, где там Питер? — вздохнула я. — Будем ждать.
Глава 7. Колдун-спаситель
Повар из кухни вышел неожиданно быстро. Вцепился в мой горох крепче Анны и долго загибал пальцы, перечисляя, что ещё ему нужно. Морковь, репу, свёклу, пастернак — всё свежее и такое же колдовское.
— Ох, Мери, — бормотал на ухо Питер, обнимая за плечи так, что кости трещали. — Ты почему сразу не сказала, что Карфакс над кладовыми потрудился? Старик стариком, а дело знает.
— Вы сами-то горох пробовали? — не утерпела я.
Подозревала, что заметив чудесные свойства гороха, вся кухня резко отказалась брать его в рот. Мало ли что.
— Пробуй я всё, что готовлю, давно в три раза шире стал бы, — отмахнулся Питер и сразу же о другом заговорил: — Мяса бы. Достанешь хотя бы двух куриц? Ну… из замка?
Неугомонный. Мясо ему подавай. Ценник на блюдо поднять хочет и пьяницам животы едой забить, чтобы они дольше сидели и больше пили. А потом на весь город кухню трактирную расхваливали. Тогда купцы в заведение потянутся, а то и до господ дело дойдёт. Знала я мечты повара. Вряд ли они изменились.
— Попробую, — осторожно ответила я. — Цыплят надо взять.
— Я тебе скажу у кого, — оживился Питер. — Он дёшево отдаст. На меня только кивни, поняла?
— Поняла.
— И пусть Карфакс над теми цыплятами руками поводит, — Питер заговорил так тихо, что я еле разобрала. — Слова колдовские пробормочет. Да не трусь, Мери. Стоишь вся деревянная. Гости животами с гороха не мучаются, наоборот, довольные ходят. Неси, что сказал, я заплачу.
Быстро он загадку гороха разгадал и выгоду свою увидел. Ладно, мне же лучше. Пока шар в земле и мы не знаем, что с ним делать, пусть кормит двух своих колдунов. Золотом обеспечивает. Когда Роланда Мюррея признали мёртвым, он потерял свои земли, а без них какой доход? Никакого, как я подозревала. Голодал Карфакс, истощились его запасы. Прежним делом не заработать — шар прибегут отбирать, узнав, что колдун вернулся, а нового не найти. Не умел лорд горшки обжигать, да лошадей подковывать. Ну ничего. Мы и здесь сообразим, как выкрутиться.
Питер мне на пальцах объяснял, где искать торговца цыплятами.
— Прямо, прямо, налево до рядов с дичью и сразу направо. Людвиг его зовут, запомни.
— Людвиг…
Из комнаты хозяина трактира раздался грохот, будто тяжелый сундук упал.
— Что, не понравилось? — со смехом спросила Анна. Гости отреагировали ещё сдержаннее. Пару мужчин переглянулись, зашептались и снова взялись за пиво. Грохот повторился на полтона тише, раздалась грубая ругань. — Ай, жаль голову хозяина, — не унималась подавальщица. — Такая крепкая на вид была. Но, кажется, наша не-леди там скоро всё разнесёт. Не пора ли Генриху вспомнить, зачем он здесь стоит?
Трактирный вышибала уверенно двинулся к двери, а я схватилась за ворот платья. В завязавшейся драке будет не до послания колдуна. Питер уже ушёл, Анну просить нельзя, она ненадёжна. Как же мне выполнить поручение Карфакса?
— А-а-а-а! Отпустите! — закричала женщина. — На помощь! Кто-нибудь!
Генрих ускорил шаг. Я ждала, что он пинком распахнёт дверь и выволочет хозяина за шиворот, но всё случилось иначе. Платили Генриху не за тишину и порядок, а за то, чтобы мебель в трактире оставалась целой. Кружки ещё, бочонки с пивом, но никак не девичья честь залётной гостьи. Высоченный бородач заглянул внутрь, удовлетворённо хмыкнул и закрыл дверь. У косяка потом встал, чтобы никто из гостей не вздумал побеспокоить хозяина во время плотских утех. Никто и не рвался. Те, кому было дело до происходящего в комнате, отпускали сальные шуточки. Хохотали и стучали кулаками по столу.
— Думать нужно было, куда идёшь, — сказала Анна на очередной жалобный крик. — Здесь тебе не святилище предков. Быстро к столу нагнут и юбки поднимут.
А меня злость разбирала. Ну сглупила девочка, ну поверила не тому, кому следует, что теперь? С ней можно вот так? Насильно? И где толпа стражников, что должны были с Карфаксом сражаться? Их «приманке» грозила беда, а они в ус не дули? Что за мужчины пошли? Почему всем наплевать?
Застолье в трактире продолжалось. Гости гремели кружками, требовали музыку, а в комнате хозяина раздался последний полустон-полуплач и окончательно всё стихло.