Служанка
Шрифт:
— Аня, я может излишне пристрастно спрашивал, но я уже сказал, для меня человек, который врет, становится неинтересен. Я не буду с ним иметь дела, потому что не буду доверять. Я надеюсь, что на этом твои врушки закончились?
Я уже настроился на продолжение такого уютного диалога, как Анюта подскочила и перепуганно воскликнула:
— Ой, Тимофей! Простите, мне нужно бежать! Там вещи Вероники в стирке, боюсь она меня заругает, если к ее приезду они не будут отглажены как следует. Еще раз простите, что так вышло!
И умчалась, как шаровая молния, оставив меня наедине
Начинать заново этот разговор было бы странно. Что я, правда, гестаповец? Но жизнь сама расставила все на места.
Несколько дней я крутился, как белка в колесе. Мотался в Москву по новому проекту, два раза на день заезжал к отцу. Утром, чтоб самому пообщаться. Вечером привозил Никотинку. И эти вечерние визиты не могли не радовать. Глядя на осунувшееся лицо моего Барковского и цветущую рожицу его любовницы, я отчетливо видел, что их разрыв — дело времени.
Очевидно, понимал это и отец, потому что старался быстрей нас выпроводить, ссылаясь на то, что сейчас его заберут на процедуры.
Что касается меня, то после того памятного минета с бонусом в виде теннисного мяча по яйцам, я окончательно вылечился. И утренняя йога на террасе не выводила меня из себя. Я трахнул Недотрогу — Королеву, и теперь птица вольная.
Но вольная понятие относительное. Все чаще я расправлял крылья и, как коршун, парил над Анютой.
По вечерам мы играли в теннис уже как положено, через сетку и без поддавков. Бойтесь желаний своих, ибо они могут исполниться. Я хотел партнера, чтоб можно было хорошенько размяться. Теперь же меня Анюта гоняла до седьмого пота. И реально приходилось выкладываться по полной, чтоб ее обыграть.
После тренировки мы сидели на террасе и пили заваренный Анютой совершенно потрясающий травяной чай. Никогда бы не подумал, что буду балдеть от него, как кот от валерьянки. Или же от рук Анюты он приобретал такой потрясающий вкус и запах?! Может, она и правда туда бросала корочку цитрусовых, но неуловимая сладостная кислинка окружала меня заботливым и нежным облаком.
Сокровенную радость этих минут не могла нарушить даже Никотинка, которая так и норовила дернуть Анюту с каким-нибудь дурацким поручением. Однако моего взгляда было достаточно, чтоб она тут же умеривала свои барские замашки. Либо поручение сразу становилось неактуальным, либо она присоединялась к нам.
Моя мандариновая фея давала и ей чашку, и мы наслаждались волшебством летнего вечера.
Понятно, нам без Никотинки было намного лучше, но я ей даже сочувствовать начал. Уверенный внутренней чуйкой, что скоро ее здесь не будет, я даже не затевал расследование. Но и так было видно, что она просто несчастная голодная девчонка, которая, как прожорливая чайка, бросается на все с целью захватить, загрести или припрятать на черный день.
В ней чувствовалась какая-то надорванность, ей что-то мешало найти себя. То она дерзила и строила из себя прожженную стерву, то впадала в прелесть. Даже когда она наряжалась в брендовые шмотки, я все равно чувствовал в ней дешевку.
А Анюта в униформе горничной удерживала мои руки от посягательств одним взглядом. Хоть тресни, но в ней было достоинство. И я уже всерьез начал обдумывать, как ей предложить помощь, устроить ее, а потом начать ухаживать. С цветами, ресторанами, подарками.
Однако жизнь всегда вносит коррективы в любые планы. И иногда такие кардинальные, что начинаешь сомневаться, действительно ли хотел этого.
С вечера отпустил Дарью Сергеевну на выходной, так как Никотинка собиралась в СПА, а я целый день распланировал в городе. Но, как любит шутить компьютер, что — то пошло не так.
Приготовившись к долгой осаде «жирного» инвестора, я заполучил его согласие в считанные минуты, другая встреча сорвалась, третью я сам отложил, поэтому вернулся домой очень быстро.
Понимая, что Анюта не готовит еду, я заказал доставку и пошел искать свою фею. На территории ее не было видно, поэтому я по очереди обошел те комнаты, которые она могла убирать.
Я представлял наш совместный обед, ее милое смущение, ее безумно соблазнительную и в то же время трогательную улыбку.
«Анют, передай, пожалуйста, перец!» — фантазирую я. Она подает, и я обхватываю ее пальчики, задерживаю в своих, чуть сжимаю и только потом выпускаю.
Или захожу со спины и захватываю ее в объятия, зарываясь носом в ее шею. Ладонями накрываю ее груди и чувствую, как шалею от их налитой тяжести. Нервно сглотнув, встряхиваю головой, потому что в паху уже пульсирует желание.
Нет, так продолжаться не может. Сейчас же найду ее и поцелую. Уж это никак не будет чем-то оскорбительным.
Распахиваю кабинет отца. Вот она! Я уже собираюсь воплотить свои грезы в жизнь, как вдруг застываю, будто пораженный молнией.
Та, которую я боялся обидеть непристойностью, шарилась в сейфе.
Глава 27
Несколько секунд я стоял как истукан — мозг беспомощно завис, потому что не мог обработать информацию. Это не могло быть тем, что я видел. Либо я не в себе. Такое состояние, когда в голове чуть ли не демоны совокуплялись и виделись какие-то мультики, я помню только раз. На Гоа по молодости накурился дури.
Сейчас я точно ничего не курил, не пил и не нюхал, но самая отвратительная картина, которая только может быть, была у меня перед глазами. И здесь никак нельзя сказать «Это не то, о чем ты подумал!»
Ни я, ни отец не делились кодом от сейфа, чтоб прислуга протирала в нем пыль с купюр. Я почувствовал, как к горлу подступил тяжелый, густой комок, напоминающий позыв к рвоте. Я стиснул кулаки так, что пальцы хрустнули.
Чистая, трогательная девочка оказалась мерзкой, но надо отдать должное, талантливой домушницей. Сука! На место ступора приходила бешеная злость. Как у медведя, разбуженного зимой. Я подскочил к паршивке и схватил ее за руку.
— Ах ты ж дрянь мелкая!!! Ангелочком прикинулась! А я, идиот, повелся! — пытаясь говорить спокойно, я все равно чувствовал, как дрожь бешенства прошивает каждую клеточку.