Служанка
Шрифт:
— Моя маленькая шкодливая девочка! Моя проказница! — Сам не понимаю, что несет мой язык, но наконец, решаюсь.
Поддев пуговицу и потянув молнию, стаскиваю с нее шортики вместе с трусиками. И она нетерпеливо переступает через них, освобождаясь от последних преград. А как теперь раздеться самому, чтоб ни на секунду не разорвать контакт с ее телом?
А может и правда, проказница?
— Поможешь мне? — шепчу пересохшими губами прямо в маленькое розовое ушко.
Моя девочка понимает с полуслова, и я чувствую, как кожа от возбужения покрывается мурашками. Ее ладошки проскальзывают
— Тим? — от ее голоса, словно на американских горках, образуется под ложечкой тянущий ком и со скоростью болида несется к паху.
— Все хорошо! — последнее, что я еще могу, это угадать ее волнение и успокоить. Подхватываю ее на руки и ставлю в ванну. Влезаю сам и включаю воду.
Густая ароматная пена служит помощником — она будто еще сохраняет какую — то дистанцию между нами, но в то же время придает остроты наслаждению. Ее руки, осмелев, касаются моего тела, переплетаются с моими и гладят меня везде, словно отзеркаливая маршрут моих ладоней.
Готова пойти дальше? Я провоцирую ее на еще большую храбрость — черпаю пену и мягко касаюсь ее лона. Моя девочка вздрагивает и замирает — не решается на ответный ход. Ну ничего, с этим можно не торопиться. А вот водными процедурами пора заканчивать, иначе я не выдержу.
Завернутую в большое полотенце, как самую драгоценную ношу, несу в кровать.
— Какая ж ты красивая! — еще даю себе чуть — чуть полюбоваться и окончательно удостовериться, что это не игра моего возбужденного разума, что эта до боли желанная девочка будет принадлежать мне. Строптивая, непредсказуемая, порывистая — теперь моя.
Милый румянец раскрасил ее щеки, ножки пугливо сжала! Легонько провожу ладонью по ее груди, немного сжимаю и наконец даю себе волю. Набрасываюсь на нее, краем сознания понимая, что могу сделать больно, но терпеть больше нет сил.
Целую грудь, ласкаю языком соски и чувствую, как каменеет член от ее отклика. Она выгибается, и короткие сладкие всхлипы срываются с ее губ. Мягкий животик и маленький пушистый смешной островок внизу получают свою порцию ласки. От испуга Анюта вцепляется в мои плечи, будто пытаясь удержать от откровенных ласк и вызывает у меня глупую счастливую и довольную улыбку.
— Ты моя вся, от макушки до пяточек! И мне безумно нравится ласкать тебя! — снова успокаиваю ее и чувствую, как ее испуг проходит, и она окончательно расслабляется. Еще немного. Я касаюсь упругих увлажнившихся складочек, медленно скользя по ним. И девочка моя выгибается навстречу моим пальцам, роняет тихие стоны и разводит ноги, раскрываясь и заставляя терять контроль от страстного желания обладать ею.
— Прости, маленькая! Не могу больше! — слова едва выдавливаются из мгновенно пересохшего горла, и я накрываю ее своим телом. Осторожно вдавливаюсь в нее, рукой приподнимая попу. Вскидываю взгляд и ловлю испуг в ее глазах.
— Потерпи, моя хорошая, — и медленно, с трудом вхожу в нее.
Она ойкнула и закусила губу, снова вцепившись изо всех сил в мои плечи.
— Я уже в тебе, — выдыхаю вместе со страстным поцелуем. И почувствовав, что ее губы вступают в диалог с моими, начинаю дальше двигаться.
И снова чувствую отклик, который превращает меня в безумного счастливца, нашедшего свою идеальную половинку. Половинку, с которой мы одно целое, утопающее в блаженстве близости. Мы одно целое, взрывающееся от желания. Одно целое, сплетенное одним дыханием, одними чувствами, одной любовью.
Благодарно поцеловав свою девочку, я, наконец, смог оторваться от ее тела, понимая, что она сейчас испытывает серьезный дискомфорт.
— Иди в душ, а я сам здесь справлюсь и догоню тебя, — не удержался я и прикусил легонько ее плечико, когда она вставала. Поменяв постель, я еще успел заскочить под душ к ней.
Заключив в объятия, я нежно касался губами ее лица, макушки, ласково, соперничая с водяными струями, гладил ее тело и счастливо улыбался.
— Спасибо, моя маленькая! — бездумный вопрос вылетает сам собой. И тут же прилетает вполне конкретный, который уже требует определенного ответа.
— За что?
Но дух упрямства уже во мне проснулся, поэтому я не хотел озвучивать, к какому выводу пришел. Я решил, что Анюта остается со мной. После пикника самолично возвращаю старых работников, даже если придется их перекупить у новых работодателей. Я считаю, что основа благополучия — это стабильность. Когда мама вернется, у нее будет меньше травмирующих воспоминаний. Будет выглядеть так, будто она просто вернулась домой после некоторого отсутствия. И ничто ей не будет напоминать о разладе. Хорошо, Никотинка не взялась хозяйничать и ничего в доме не меняла.
Встречать маму в аэропорт поедем с Анютой. Представлю ее, как свою девушку. Теперь уже другого пути нет. Потом, если все пойдет хорошо, поженимся. И даже если она не захочет чем-то заниматься, будет, как мама, вести хозяйство и заботиться обо мне. И я буду сытый и довольный, как кот.
Но я пока не озвучиваю это решение. Какая-то подростковая вредность тянет напроказить. Устроить испытание, что ли. И мне должно быть стыдно, но нет. Я просто не хочу сейчас никаких объяснений, потому что сейчас время любви, а не выстраивания планов.
И вместо ответа я снова целую ее в губы, но не страстно, а бережно. Больше приставать к ней сейчас нельзя, чтобы проснувшейся похотью не причинить ей боль.
Выключив воду, аккуратно, как маленькую, вытираю полотенцем свою девочку и несу обратно в кровать.
— Ты пижамку взяла? Или тебе найти свою футболку? Сама понимаешь, видеть тебя нагишом — нечеловеческое искушение. Ты ж не хочешь, чтобы от меня угольки одни остались?
— Хочу твою футболку! Пижама в сумке, а сумка в машине. А я не хочу, чтоб ты уходил, — натянув на себя легкое покрывало, которое мы сбили куда-то в угол, она шкодливо улыбнулась. Так, как это умеет делать только она. Лукаво и бесхитростно, смущенно и соблазнительно. И от этого коктейля у меня в груди опять разбухает до невероятных размеров горячий ком. Кто бы мог подумать, что в какие — то несколько дней недоступная, почти суровая барышня превратится в маленького игривого котенка, сводящего меня с ума.