Служба без опасности. Последний шанс палача
Шрифт:
Часть 3. Глава 10
Глава 10
Накануне Большого Дела: вечер
Погода к вечеру испортилась. Или наладилась – это уж кому как ближе. Утомительное солнышко спряталось, наконец, в пелене туч, дождь начался не по-летнему мелкий и противный. Собственно, и лето уже на исходе – последнюю неделю распочали.
– Может, хоть торф перестанет гореть, - голос Дины прозвучал отстраненно, выдавая совсем другие мысли. Стояла сейчас у окна, глядя в серую пелену, несчастной казалась и очень одинокой.
– Может, и перестанет, - отозвался
– Если раскиснет, то это судьба, - она обернулась, наконец, глядела, не мигая. – Вы никуда не попретесь, и все будут живы.
– Ладно тебе каркать! Просто рабочая встреча, с антуражем. Они, конечно, чудики, но не самоубийцы же! Главное, тебя там не будет, а я им сам по себе нафиг не нужен.
Фотографии, кассеты аудио и видео. На цветных и черно-белых снимках сплошной разврат: голые тела, отвисшие пивные животы, узнаваемые лица. Девушки, правда, вполне симпатичные, других в дорогом эскорте не держат. Кое-где вместо девочек присутствуют мальчики, но пользуют их всё в том же направлении. На некоторых снимках вообще вполне пристойная пьянка – если не знать, кто именно и с кем халкает дорогущие напитки.
– Что это?
– приблизилась Дина неслышно, глянула через плечо. – Фу, гадость какая! Откуда у тебя?
– От верблюда. Любительское порно, для гурманов. Цена такая, что Голливуду не снилось.
Преувеличил не так уж намного. Данные конкретные фотоморды в нынешнем обществе кое-что значат, но погоды, увы, не делают: рядовые депутаты, чиновники средней руки, коммерсанты, далекие от олигархической касты. Многие таким кадрам даже обрадуются – лишний повод «засветиться» через желтую прессу и подогреть к себе интерес. Другие вместо откупа запросто накормят свинцом. Даже с лояльных и сговорчивых много не возьмешь – в этом деле тоже талант нужен.
– Одна такая запись стоила должности генпрокурору… ты его и не помнишь, наверное. Информация – страшное дело, если кинуть вовремя и в цель!
– Зачем ты это принес?
– Для сохранности. Раньше по сейфам лежало. Со мной завтра может всякое выйти, а ты, если что, срубишь на этом бабла. Свяжешься с человеком по имени Макс, покажешь пару образцов и сдашь всё оптом. Сама использовать не пытайся, голову оторвут. Если с Максом завтра тоже выйдет бяка, позвонишь Фродо… есть такой добрый сказочный человечек. Он, правда, жмот, нормальную цену не даст, но хоть что-то.
– Ты меня пугаешь, Глеб.
– Я сам себя пугаю. Гляну иногда в зеркало – ужас! По утрам особенно!
– Я серьезно, Глеб.
– Ну и зря. В новый день надо входить с улыбкой, а поплакать всегда успеем!
***
…Год 2009-й, Подмосковье, зима. Прокаленное дерево баньки втянуло усталость, пар проник до костей, а чай в предбаннике идет не хуже пива.
– Да не нюхаю я, дядь Саша, совсем завязал. И пить сейчас стараюсь реже.
– Хорошо если так. Мы с твоим батькой могли «беленькой» дернуть по-взрослому, но наркотиков до сих пор боюсь как черт ладана.
Человек, сидящий напротив, лицом напоминает кондового селянина, каким мог бы стать по праву рождения. В деревне явился на свет, в деревню и вернулся под старость. В счастливом глебовом детстве (где папа и мама) дядя Саша присутствовал, как обязательный элемент – сперва с женой, потом с какими-то тетями, всегда разными. Тети шуршали синтетическими платьями, звонко смеялись и резко пахли духами, катушечный магнитофон пел голосом Валерия Ободзинского, весело было. Лучшее время, пожалуй, из всей беспокойной жизни. Еще через несколько лет детство выросло в прыщавую подростковость, мамы не стало, а отец превратился в угрюмого молчуна. Дядя Саша к старому другу приходил теперь один, с бутылкой водки, потом и вовсе перестал. Его родная деревня к тому времени ушла на дно водохранилища, а домом, под старость лет, стал крепкий пятистенок, километров за сто от столицы.
Глеба сюда в последнее время тянуло все сильней – устал от города. Опротивело всё и сразу: бизнес, «терки», тусовка, даже крутая машина и возможность сорить купюрами. Кризис пережили без особых потерь, надо бы торжествовать, а что-то мешает, будто свербящий зуд. Слишком уж всё хорошо! Не бывает так! До того хорошо, что хочется вторые глаза иметь, на затылке! Алкоголь от непонятного мандража помогает плохо, а утреннее состояние вызывает желание удавиться.
– …А то, может, бросишь всё, да и сюда переедешь? – взгляд отцовского друга сквозь банную истому неожиданно серьезен. – А чего, купишь дом, или сам построишься, будешь как барин. Женишься, наконец! Разве плохо?!
– Нормально. Сейчас даже есть мода у богатых людей, переезжать в глубинку и жить на проценты, в свое удовольствие. Дауншифтинг.
– Даун… чего?
– Сдвиг вниз. Для всех, кто устал быть круче, чем яйца и хочет обратно к истокам. Большинство, правда, едут в тропики, на Гоа всякие, но лично мне там жарко. Да и вообще, мой бизнес процентов не дает, его нужно держать вмертвую. Лет через десять, может быть…
– Мне эти десять лет еще прожить надо. Далёко ты?
– До ветру. Потом можно еще в парилочку, да и покушать!
Улица встречает неслабым декабрьским морозцем. Из туалета (типа «сортир», разумеется) сквозь традиционное «сердечко» Глеб неспешно обозревает дом, пристройки, сараи, летнюю кухню. Гараж у дяди Саши хлипенький, там всё на виду, пристройки сбиты из крепких досок, но тайные ниши вряд ли найдутся. Чердак, может быть? Или подпол? Хорошо, что снег во дворе заледенел – следов не останется. Не будет дядя Саша задавать лишних вопросов, а потому и сам лишнего не узнает…
***
Большое Дело изменяет ткань бытия, и десятки людей начинают, вдруг, двигаться единым курсом, будто железные опилки к магниту. Меняют планы, образ жизни – вообще, очень странно себя ведут.
Зачем, к примеру, покидает рабочее место обычная московская секретарша? Правильно – по нуждам сугубо женским и немудреным, от кофе и сплетен до шопинга. Дама красивых «бальзаковских» лет по имени Аня секретаршей была нетипичной, да и заботы у нее в этот вечер банальностью не отличались. Выйдя из офиса ЗАО «Винтек-Заря», ухоженная «библиотекарша» села в скромный «пежо-308» и четверть часа рулила по улицам, счастливо избегая «пробок». Тормознула у таксофона, аппарат принял карточку, голос на том конце провода оказался мужским и недовольным. После первых же слов, впрочем, тональность сменилась.