Служба - дни и ночи
Шрифт:
Ляхов и Стельмах потолкались на вокзале, а затем подошли к пригородным кассам, приобрели два билета на электричку. Зашли в буфет, быстро перекусили и вышли на посадочную платформу. Вот и электричка. Ждать больше нельзя. Они сели в почти пустой вагон. Поезд тронулся. Знали, ехать не более двадцати минут. Ляхов попросил:
— Расскажи, Михаил, еще раз об этом Анатолии.
Но сведения у Стельмаха были скупы:
— Познакомил меня «старик», когда в прошлом году я вместе с ним, Данилиным и Мельниковым приехал в Харьков. Назвался Анатолием. Я уже говорил, что у него не было выхода, и только поэтому он показал, где работает, а позже и свой дом. Но вообще очень осторожен. Из его рассказа я
— Пьет? — задумчиво спросил Ляхов.
— Пьет. Да еще как! Может литр вылакать. Только пьянеет очень быстро, становится болтливым.
Неожиданно мимо них по вагону прошли двое молодых мужчин. Ляхов в одном из них сразу же узнал Шмурадко. Тот почти не изменился. Та же неторопливая походка, тот же веселый взгляд карих глаз, которые как бы мельком скользнули по их лицам. Шмурадко и его товарищ, не торопясь, прошли в конец вагона и скрылись в тамбуре. На душе у Ляхова потеплело.
Николай вспомнил трудные, но интересные годы службы в армии. Ивану служба давалась легко. Он всегда был первым и по строевой, и по боевой подготовке. Никогда не унывающий, веселый и находчивый, он пользовался большим авторитетом и уважением у товарищей. В школе милиции Иван быстро сошелся и подружился с курсантами. Но не со всеми. Недолюбливал лентяев. У них во взводе был один такой и по существу и даже по фамилии — Ленчик. В коллективе, где люди днем и ночью находятся рядом, человеческие слабости и недостатки выявляются быстро. Ленчик ходил на занятия аккуратно, но старался подальше забраться от кафедры и на лекции подремать. Больше всего не любил физподготовки. Всячески увиливал от занятий в спортивном зале. Ляхов невольно улыбнулся, вспомнив, как Иван отучивал Ленчика от нехороших привычек.
Все произошло зимой. Занятия были напряженными, и курсанты старались сразу же после отбоя лечь спать. Но им всегда мешал Ленчик. Дело в том, что он добился освобождения от занятий по физподготовке, заявив, что повредил руку. А для того, чтобы начальство верило, будто Ленчик старается изо всех сил быстрее вылечить руку, он, как только объявлялся отбой, приносил в комнату, где, кроме него, спали еще семь курсантов, чайник с горячей водой, выливал ее в таз, который ставил возле своей кровати. После этого выключал свет, ложился в постель и начинал рукой плескать воду, вроде бы парит руку. Придет дежурный преподаватель проверять, а Ленчик, пожалуйста, руку лечит, встать в строй быстрее желает.
Однажды, когда Ленчик пошел выключать свет, Шмурадко схватил специально приготовленный заранее пузырек с синими чернилами и вылил их в таз. Ленчик в темноте подошел к своей постели. Все было тихо. Шмурадко лежал как ни в чем не бывало на своем месте. Ленчик лег в постель и начал «парить» руку.
На следующее утро сразу же после подъема все услышали непонятный вопль, который издал Ленчик. Он стоял посреди комнаты в одних трусах и майке, был бледен и полными слез глазами смотрел на свою синюю руку. Прибежал дежурный преподаватель. Ленчик был на грани обморока. Теперь он уже сам поверил в то, что у него болит рука, а ее синий цвет навел на мысль о гангрене... После этого вся школа хохотала над Ленчиком, и тому невольно пришлось прекратить обманывать начальство и вместе со всеми ходить в спортивный зал.
Поезд начал снижать скорость, и Стельмах тихо сказал:
—
Они вышли из вагона, а через минуту электричка умчалась дальше. Ляхов и Стельмах стояли одни на чуть освещенном перроне. Но вот Стельмах, очевидно, сориентировавшись, повернул налево:
— Нам сюда.
Они шагнули в темноту. Шли долго. Узкая тропинка то замысловато петляла между огромными валунами, то ныряла в темный и тревожно шумевший лес. Прошло минут сорок, и наконец между деревьями блеснули огоньки. Это был поселок. Через пять минут они уже шли по его полуосвещенной улочке. В одном месте Ляхов осторожно оглянулся. Два человеческих силуэта, еле заметные на фоне заборов, бесшумно двигались за ними.
Стельмах остановился у калитки. За забором виднелся небольшой кирпичный дом.
— Здесь, — тихо сказал он.
Ляхов медленно прошелся вдоль забора. В угловом окне был виден тусклый свет. «Наверное, настольная лампа», — подумал он.
Возвратился к Стельмаху, глянул вдоль улицы. Пусто, ни звука. На секунду показалось, что он слышит приглушенное дыхание затаившихся где-то недалеко Шмурадко и его товарища. За калиткой тихо. Николай просунул руку в овальное отверстие в калитке и нащупал щеколду. Калитка беззвучно открылась. Он секунду постоял и тихо сказал:
— Пошли, — и первый шагнул в темноту.
Стельмах, прерывисто дыша, шел следом. Вот и крыльцо.
Ляхов глянул за угол. Антрацитово-черная темень скрывала все. Он снова подошел к двери и прислушался. Тихо. Тогда он негромко постучал. Наконец послышались шаги, и женский голос спросил:
— Ты, Толя?
Ляхов толкнул локтем Стельмаха: «Отвечай!»
Стельмах быстро придвинулся вплотную к двери и спокойным голосом сказал:
— Нет, это не Толя. Мы из Минска. Помните, были у вас?
Женщина молча открыла дверь, посторонилась.
— Проходите, пожалуйста. А я Толю жду. Вот-вот должен прийти.
Стельмах первым вошел в сени, а затем в комнату, за ним — Ляхов и хозяйка. Она щелкнула выключателем и пригласила:
— Снимайте пальто и проходите.
Николай, снимая пальто, разглядывал хозяйку. На вид ей лет тридцать-тридцать пять. Вообще-то, трудно ему дается эта наука — определять на глаз возраст женщины. Хозяйка была среднего роста. Одета в темную юбку, толстый вязаный свитер. На ногах — домашние тапочки. Она казалась симпатичной.
Они прошли в большую, ярко освещенную комнату. Хозяйка узнала Стельмаха и с улыбкой предложила:
— Располагайтесь как дома. Если хотите, включите телевизор, а я пойду ужин приготовлю. Вы прямо с дороги, устали. К Толиному приходу я все сделаю.
Она вышла из комнаты, а Стельмах подошел к телевизору и включил его. Передавали какой-то спектакль. Ляхову было не до него. Он рассматривал комнату. Здесь все свидетельствовало о достатке. Пианино, телевизор, новая современная мебель, на полу большой ковер. «Даже люстра хрустальная», — подумал он. Ляхов видел такие люстры в магазине и попытался вспомнить, сколько же она стоит. То ли две, то ли три тысячи.
Дверь из комнаты была открыта, за ней просматривалось еще одно помещение. Там темно и, кроме угла ковра, висевшего на противоположной от двери стене, ничего не было видно.
Из кухни доносился шум лившейся из крана воды, звон тарелок. Неожиданно все стихло, и мимо открытой двери по коридору быстро прошла хозяйка. Послышался лязг открывавшихся запоров, а за ним голоса. Кто-то вошел в сени. На секунду все затихло. Очевидно, хозяйка сообщила о пришедших. Но вот шум голосов и шагов возобновился, и в коридор, а затем в комнату вошли четверо мужчин. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить: все четверо пьяны. Первый из них уставился на Ляхова. Он долго и молча смотрел, пытаясь узнать Николая.