Служба Радости
Шрифт:
Наверное, вы подумаете, у нее имелись на то причины? Что-то вроде неразделенной любви, или непонимания окружающих, или кто-то в семье умер… Но нет. Просто сегодня утром Манада проснулась и подумала: "А не убить ли мне себя?". И все. Вы скажите: так не бывает. Не может молодая красивая девушка решиться на самоубийство вот так, безо всякой причины. Но простите Уважаемый Читатель — это действительно так.
Она пробудилась рано, около половины седьмого утра. В избе все еще спали. Она слезла с печи, оделась и вышла на улицу. Сердце матери тревожно стукнуло, заставив тело проснуться. Она открыла глаза и увидела валенок, скрывающийся в открытой двери. "Наверное, пошла в туалет?" — подумала мать. Дрема вновь овладела ей, погрузив во второй уровень Алям-аль-Металя. Ни сестра, ни отец не проснулись.
— Какое прекрасное утро чтобы убить себя! — сказала Манада темному небу и холодному ветру.
Но как? Есть множество способов, но хотелось
Есть еще один хороший способ. Вон висит крепкая плетеная веревка. Отец наплетает целые лиги зимой, чтобы продать летом. Вообще зима в деревне — время, когда мужчины что-то делают по дому, готовясь к весне. Кто-то плетет лапти, кто-то как отец веревки, кто-то шьет парусину, кто-то еще чего-нибудь… Если захочешь, можно найти себе работу даже когда нельзя выйти из дому. Но и у веревки есть недостатки. Прошлой зимой повесился Отос Хрисис — ее ровесник. Когда его нашли, вороны выклевали ему почти все лицо. Манада тогда утайкой заглянула в дом его родителей — те оплакивали Отоса, а он лежал в гробу. Потом, когда его сожгли, отправив к Гоябе, лицо скрывал плат, но в доме он лежал открытый. Зрелище он собой представлял настолько отвратное… Перво-наперво, вороны выклевали ему глаза, потом добрались до языка, съели нос. Когда он спрыгнул с дерева от удара слетели штаны, вороны не пожалели и причинное место. Кровь на морозе замерзла, но когда его раздели и положили в теплой избе, оттаяла и потекла по телу, будто Отос умер только сейчас. Манада никогда не забудет этого — красивое мальчишечье тело и два красных круга, растекающихся на лице и пахе. Ну уж нет, так умирать ей не хотелось. Надо или оставаться красивой или наоборот — чтобы всмятку! Чтобы не появился этот пугающий, врывающийся в голову контраст. Она умрет иначе.
Манада взглянула вверх. На небе сияли тысячи, миллионы тысяч звезд. Зрелище заворожило, она смотрела, пока не затекла шея. Опустила голову, глаза уперлись в высокую черту колокольни. Точно! Так чтобы всмятку!
Воспоминания интересная штука. Иногда незначительные детали врезаются в мозг, а вроде бы важные стираются напрочь. Так, например Манада не помнила, как добралась до колокольни. Наверное, она шла долго, продираясь сквозь высокие сугробы, но мозг отказался помнить это. Для него Манада переместилась сразу на лестницу, ведущую к колоколу. Тусклый квадрат люка, а следом пузатый сигнализатор. Колокол не чистили с осени, поэтому он не должен блестеть. Однако он вздумал опровергнуть зеленый налет и светился. Он покрылся инеем, и звездный свет попадал к кристалликам, сначала отразившись от снега на земле. Колокол сиял белизной, а не медью и это такая красота! Меж тончайших кристаллов, как будто бегали микроскопические человечки. Они играли в догонялки, но Манада понимала насколько бессмыслен их бег. Каждый человечек слишком хороший игрок и никогда не позволит поймать себя. Так они и играли, пока могли. Пока могучие старшие братья — солнечные лучи — не придут и не разгонят веселую кутерьму.
Манада долго смотрела на них. Долго пыталась понять, почему, как, зачем. Ведь это бессмысленно. И не только это, а вообще все. Каждому из нас приходит в голову этот вопрос. Зачем? Манада Трансис задала его себе впервые, стоя на высоченной колокольне, собираясь с нее спрыгнуть.
Скоро должен наступить рассвет. Убить себя при первом луче восходящего солнца — это так символично. На востоке уже забрезжило что-то светлое. Это сам Гояба поднимает солнце, вырисовывая силуэты высоких деревьев. Манада посмотрела на деревню. Крыша колокольни держалась на четырех толстых бревнах, поэтому обзор открывался превосходный. Из труб изб выходил белый дым, кое-где струйки тоненькие — там догорает уголь с ночи; где-то толстые столбы дыма — эти уже проснулись. Как лучше спрыгнуть? Лицом вниз, чтобы увидеть приближающуюся, обледеневшую землю, или спиной, наблюдая, как островерхая крыша колокольни прощается с ней? Наверное, лучше спиной и на запад. Да, так не повредится лицевая сторона тела, и будет прекрасно виден край восходящего солнца. Мысли куда-то ушли, Манада залезла на ограждение, держась за потолочную балку. Уже скоро, скоро она уйдет. В голове родился вопрос — почему она уходит? Тут же родился брат-близнец-ответ — просто так. И Манада действительно спрыгнула бы, но не учла одного — между ней и рассветом находился колокол.
Вот земли востока осветились сильней, еще чуть-чуть и покажется край. Голова снова очистилась, желания, мысли растворились, как лед по весне. И вдруг… рассвет. Руки должны всего лишь отпустить балку, тело уже чуть наклонено к земле. Всего одно… даже не усилие, а напротив расслабление и все. Бессмысленная жизнь завершиться так, как должна — бессмысленным концом. Рассвет словно специально набрал силу и… начертал силуэт колокола. Бесконечная белизна и черная, расширяющаяся к низу, фигура исполинской металлической болванки, такой же бессмысленной, как и все на свете. Но Манаде он напомнил кое-что другое. Женщина. Да, толстая дородная женщина, в платье до пят. Широченные бедра призывали рожать детей пачками, толстая шея никогда не согнется перед трудностями. Налетел легкий поток ветерка и качнул колокол. Едва-едва он переместился вправо, потом назад — влево. Манаде показалось, что дородная женщина пошла. Или даже не дородная, а дляродная. И тогда мысль, яркая, четкая, необычная и в то же время естественная ворвалась в голову. "Я хочу иметь детей. Я очень хочу иметь детей…". И все сошлось. То, что не имело резона, что представлялось, как бестолковая насмешка творца, приобрело объем, выстроилось в ряд и пошло вслед за рассветом. Такая простая мысль наполнила низ живота теплом, а следом пришла легкая боль. Манада слезла с ограждения. Она продралась сквозь все слои одежды, провела рукой по женской печке. Вытащила руку — вся в крови. "У меня будут дети!" — возникло в мыслях. Она схватила толстую веревку под колоколом и бешено затрясла. Первый ленивый "Бом" прозвучал над деревней и лесом. А за ним второй и еще и еще…
— У меня будут дети!!! — почти безумный крик тринадцатилетней девочки Манады Трансис вторил каждому удару, каждому "Бом".
Спустя час, жители деревни пришли к колокольне, чтобы посмотреть, что случилось и почему колокол звонил почти двадцать минут. Они нашли девочку спящей на последнем этаже, она улыбалась — ей снились дети.
***
Мертвым не снятся сны, у них нет такой вероятности. У Манады Трансис еще есть вероятность уснуть и увидеть те сны. Поэтому она легла рядом с черноволосой девушкой, в странной одежде и захотела заснуть. Жюбо не стал ей мешать, хотя конечно не дело так тратить драгоценные вероятности. Но он понимал — выбравшись из ада, Манаде придется пройти через многое и воспоминания о жизни — это лишь первое испытание.
На соседней кровати лежали две девушки. Обе со спокойным лицом, обеим снились сны, может быть даже одинаковые сны; одна дышала, другая нет. Мертвая и стремящаяся к смерти. Жюбо усмехнулся. Однако надо работать. В его случае — просто думать. Жюбо прилег, закрыл глаза и задал себе вопрос: когда все началось?
Отступление Архивариуса:
В Дельте Миров сегодня сияло солнце. Так пожелал Мастер, а слово его здесь — самый строжайший закон. Нет места во всем Замысле, где власть одного человека так довлела бы над всеми и над всем. Пожелай Мастер, и Дельта просто пропала бы. Растворилась, ушла в воды Реки навеки. Но Мастер не хотел этого. Ему нравилось это место. Не власть над ним, не сам остров, а его обитатели. Долго жил Всевеликий, много дел совершил таких, что и не поверить, не описать… потому как вырежут цензурой…
Огромная статуя-замок, в форме преклонного старца, гордо рвала синее небо. Навершие посоха сияло ярко-желтым, давая округе дополнительное освящение. Словно из ниоткуда, перед порогом появился человек. Как будто на кинопленку наклеили другой кадр — он возник неожиданно, внезапно, увидь это кто-нибудь со стороны, по спине пробежали бы мурашки. Потому как то, что сделал Мастер, в Мире невыполнимо. Только в Алям-аль-Метале, или здесь, в Дельте Миров, возможно мгновенная телепортация. Мастер выглядел высоким блондином, в классическом гемморианском костюме. Он моргнул, в дверь постучала невидимая рука. Створки тут же распахнулись, навстречу Мастеру выкатилась красная ковровая дорожка. Он воспринял это, как должное. Сделал шаг, ковер поехал в сторону Магистра Биатриче. Тот восседал на высоком стуле во главе длинного пустого стола. Но хлопок в ладоши и стол покрылся яствами, словно скатертью.
— Приветствую Верховного Демиурга Вечности! — сказал Биатриче пафосно. — Ля Ром!
— Ля Ром, — отозвался Мастер низким басом.
Ковер привез его к другому краю стола, Мастер присел за точно такой же стул, что и Магистр. Голубые глаза рассмотрели Биатриче. Сегодня он выглядел почти верно. Седой старик с всклокоченной бородой, в синем балахоне, расшитом звездами. На голове колпак, в руках волшебная палочка. Но взор Мастера проник глубже, дальше… там, под невинным маскарадом, прятался настоящий Биатриче. Сухой безбородый старик, с равнодушными глазами, уставший от собственного могущества и одновременно, не променявший его ни на что! Сила, власть, чудовищный талант и великая мудрость — атрибуты Магистра Биатриче настоящего. Одного из самых опасных существ в Замысле.