Служба такая...
Шрифт:
— Так вот она, Барбосова тайна! — И Сергеев вспомнил его слова: «Вот увидишь, начальник». Действительно, кто бы мог подумать, что Александр Михайловский решится на рискованный поступок! Ведь Редькин, пожалуй, похлеще Михайловского: сидел за разбои. Последний срок отбывал полностью, от звонка до звонка. А после освобождения продолжил свое гнусное дело, но успел ускользнуть. Надо полагать, нелегко пришлось Михайловскому. Вот и пойми ее, матушку-жизнь.
Сергеев возвращался с завода, где проводил беседу об участии общественности в борьбе с
— Меня не жди, — коротко бросил майор, захлопывая дверцу «газика».
Машина фыркнула и тронулась вперед. Сергеев остался стоять на тротуаре. Прямо на него, пересекая улицу, усталой походкой шел Барбос. Правая ладонь его была обмотана бинтом.
— Андрей Захарович, здравствуй! — круглые, навыкат глаза Михайловского искрились виноватой и в то же время торжественной улыбкой.
Сергеев искренне обрадовался встрече, широко улыбнулся и крепко зажал в своей руке руку Михайловского.
— Здравствуй, Александр, молодчина! Такого волка взял. И как это ты решился на такое?
Михайловский ответил словами майора:
— Времена настали новые, — и лукаво улыбнулся. — А вы, поди, меня уже в розыск и постановление на арест заготовили?
— Если бы Камышинская милиция не внесла ясность, могло бы и это случиться. Да что мы тут стоим? Рядом сквер, воздух чистый, беседки. Идем.
Среди молодой, стройной зелени дышалось легко, ветер доносил аромат цветов. Сергеев и Михайловский, не спеша, прошли в дальний угол и сели под самый развесистый куст. Взглянув на перевязанную руку собеседника, майор спросил:
— Где повредил? Уж не Редькин ли?..
— Он распорол. Лучшего от него я не ждал. Еле управился. Упругий, как пружина, тварь.
— Молодец, Александр Васильевич. Рана серьезная?
— Не особенно. К концу отпуска зарастет.
— Как же оказался ты в Камышном?
— К сеструхе ездил. Она одна у меня. Посадят, думаю, долго не увидимся. Вот и решил съездить. Хотел быстро вернуться, но там попал под ливень, дорога раскисла. Машины, как слепые котята, по кюветам ползают. Пришлось задержаться.
— Почему не позвонил?
— Не догадался. Да и номер телефона не знаю.
— Редькина один брал?
— Один. Увидел — и меня всего затрясло. Упустить не мог: знал, в нашем городе он хвост оставил… Да и раньше его ненавидел. Мы с ним враги были… А потом, он ведь живых людей обдирал, даже девушек, скотина, не щадил. За червонец мог человека на тот свет отправить. К этому добавьте мою тайну. Помните? Так вот, я задумал лично перехватить кого-нибудь и доказать, что Барбос двум верам не служит. А тут случай подпал. Ловить, так щуку — на кильку. Ну, думаю, держись, Барбос: или пан, или пропал. Умирать — так с музыкой…
— Мести не боишься?
— За кого? Что вы, Андрей Захарович? С такой тварью и блатные не больно-то уживаются. А ежели какой чокнутый найдется — в открытую не боюсь, не дамся.
Михайловскому захотелось высказать Сергееву многое. Он закурил, закинул ногу на ногу и продолжал:
— Я был подлец, Андрей Захарович. Но живого человека никогда не обдирал. Ежели делал кому боль, то все равно не такую, как Редькин. Возьмем тот же аккордеон. Когда он прыгнул ко мне в руки, хозяин не видел, большого нервного потрясения не пережил. А ежели бы перед ним выросла где-нибудь в тихом переулке, да еще ночью, наглая рожа Редькина? Каково, а? Хорошо, ежели бы мужик или парень оказался боксером, самбистом, тяжелоатлетом, или просто ловким смельчаком и надавал бы Редькину по всем правилам. Ну, а окажись он смирным? Трусоватым? В одно мгновение мог поседеть.
— Не причинять людям боли — самое лучшее, — серьезно заметил Сергеев. — Для людей живем, им — все самое лучшее.
А пока:
— Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики… — раздается громкий голос судьи.
Зал замер. Подсудимый Александр Михайловский стоял прямо, вытянув руки по швам. Ему никогда еще не приходилось так сильно волноваться. На лбу выступила испарина. Во рту пересохло. По всему телу разлилась мелкая дрожь. Раньше перед судом он себя так скверно никогда не чувствовал.
Томительно тянулись минуты. Михайловский глядел на судью безнадежным, погасшим взглядом, ожидая самые важные, самые главные для него слова. Наконец, судья отрывисто произнес:
— Суд приговорил Михайловского Александра Васильевича к трем годам лишения свободы… условно, с испытательным сроком в течение пяти лет…
Легкий шумок пролетел по залу. Какой-то бородатый мужчина с укором поглядел на подсудимого.
Михайловский ничего не слышал и не видел.
КОМСОМОЛОМ РЕКОМЕНДОВАННЫЙ
Кадровик с погонами капитана милиции прочитал направление-рекомендацию райкома комсомола, смерил придирчивым взглядом стоявшего перед ним маленького паренька, подумал: «Невзрачные кадры посылают молодые вожаки». Листая паспорт, спросил:
— В милицию идете по желанию?
— Да, — смущенно ответил парень, моргнув серыми застенчивыми глазами.
Открывая первую страницу трудовой книжки, кадровик поинтересовался:
— Специальность есть?
— Плотник, слесарь, шофер.
— О нашей работе представление имеете?
— Немного.
— Для начала можем предложить должность шофера, а там посмотрим. Устраивает?
— Согласен…
Так Владимир Тюрлин оказался в списках милиции Советского района Кургана.
Баранку автомашины с синим кузовом, охваченным красной лентой, крутить пришлось недолго. Вскоре ему доверили постовую службу.
…Летний вечер. Городской сад. Воздух свеж. Играет музыка. Танцплощадка переполнена. Аллеи запружены отдыхающими. Кажется, все спокойно. Но Владимир знает: среди отдыхающих могут быть и такие, у которых с губ срываются грубые слова, кто-то пришел сюда с преступным намерением. Вовремя обезвредить злоумышленника, предупредить правонарушение — главное в хлопотливой работе постового.