Служебная командировка полковника Родионова

Аверин Вадим

Усатый хозяин морга чуть помолчал.

– А что нам делать, как быть? Тут до живых дела нет, а кто о мертвых то думать будет?
– в ответ на молчание полковника стал искренно возмущаться Печкин.

– Не надо ничего, я прошу вас,- Владимира снова стало тошнить от трупного аромата:

– Родственники заберут цинк пустым!-

– Да я понимаю, товарищ полковник вас, но он же легким будет больно, а вдруг они догадаются, когда хоронить будут, еще откроют. Ладно, если там они все это, что им мы засунули, увидят, а если ничего там не будет, как вы хотите? Потом скандала не обреешься. Да и жалко же их, они же тоже люди, хотя бы часть того, что у них отняли родного, хотят себе вернуть. Ну, пусть думают, что там тело их мальчика любименького

лежит, что именно его они похоронят, и потом к нему будут ходить на могилку, цветы носить, поминать. А вы их этого хотите лишить? Я даже с батюшкой говорил, он меня и то поддержал! -

– Нет, я их не хочу лишить этого, просто Родионов это мой сын! Мой понимаете, мой!
–

Печкин замер снял шапку, перекрестился:

– Упаси душу раба Господа нашего. Ну что же вы сразу не сказали то. Я вам плету всякую ерунду. Сколько лет мальчику то было?-

– Двадцать четыре!
– вздохнул полковник:

– Ладно, пусть цинк будет пустым, я так хочу, ну или кирпичей туда положите что ли. Но не надо туда, ничего такого класть, я вас прошу. Никакого человеческого мусора, чужих останков договорились?-

– Кирпичи как то не по-божески не по-христиански,- удивился прапорщик.

Родионов попрощался с ним, обещал забрать цинк через два дня и вышел. Транспортный самолет на Самару был через полчаса.

В зале ожидания, напившись, бесстыдно храпели на пьяные лавочках офицеры. И им было абсолютно плевать на все. Ожидающие выдачу тел родственники все так же ждали своей горькой участи.

По разрешению Петлицына сразу с Чкаловского аэродрома полковник вылетел с первым же рейсом в Самару на военно-транспортном самолете. Его отпустили в отпуск по личным обстоятельствам, на несколько дней в связи с трагической гибелью сына.

– Держись сынок!- поддержал Родионова как мог старый генерал, не найдя больше никаких других слов. Он просто не знал, что еще может ему сказать. Петлицын уходил на пенсию, и он уже был у начальника Генерального штаба Кондратьева с просьбой уважить старика, и передать его дело в надежные руки полковника. Тот кандидатуру ободрил, и, узнав про трагедию, распорядился собрать деньги для материальной помощи Владимира.

– Сына мы не вернем, но товарища поддержать обязаны!- отчеканил он каждое свое слово. И фотографию сына-лейтенанта в черной рамке повесили на первом этаже прямо около входа, что бы каждый вошедший видел ее, а ниже была приделана надпись, что геройски в боях с бандитами за город Грозный погиб сын нашего товарища полковника Родионова. И глядя на любимые цветы, своего кабинета Петлицын подумал, что забирать отсюда их не будет, а оставит их Владимиру. Он передаст ему растения в горшках вместе с ключами от своего кабинета, выпиской из приказа о назначении Родионова на должность и новыми погонами генерал-майора. Одни такие погоны он давно хранил у себя в столе, вынимая их, и думал, что скоро вручит погоны Родионову, за эти годы совместной службы, ставшему ему сыном. Которого у него никогда не было, как впрочем не было у него, и дочери. Была лишь больная раком умирающая жена, да сестра с семьей в далеком Саратове.

Непроглядное небо тяжко навалилось на промерзший город, подмяв под себя деревья, улицы и дома. И заснеженная Самара замерла в ночной темноте, едва освещенные мерцающим светом фонарей, улицы города пропадали, терялись, растворяясь во мраке. Притаившиеся переулки и дворы спали окутанные тишиной. Высокими бледно-серыми холмами возвышались вдоль дорог снежные сугробы. И нарисованные мягкими нежными полутонами красок света и тьмы дома меняли вид и очертания, превращаясь, порой во что-то невероятное и фантастическое.

Поселок Рощинский находился недалеко за городом, чуть в стороне от убегавшего на восток уральского тракта. Он был не так давно построен турками для выведенных из Германии советских войск. Полковник оказался

вынужден взять такси. Доехали по пустой дороге быстро и без приключений. Сначала после снежной степи украшенной редкими деревцами появились укрытые забором длинные бараки с острыми крышами и дальше за ними выросли панельные коробки пятиэтажек.

Что такое Родина?
– подумал Владимир:

– Нет, родина это не кусок земли, это не вечно болтающий телевизор на прикроватной тумбе, не территория, заключенная как в застенки в рамки государственных границ, не даже президент и не парламент, не сверкающая эстрада, нет. Не за это умирали в Грозном ребята. Он нашел для себя единственно верный ответ. Родина это и есть все они, все эти люди, вокруг живые простые реальные, пусть серые, безликие, обманутые, которых миллионы, люди из плоти и крови, из боли и слез. Родина это чумазые грязные солдаты, вчерашние мальчишки, старый генерал Петлицын и матерщиник - майор Валера Любимов. Родина - это его погибший сын Игорь и его ротный, освобожденный из плена, родина - это пожилая русская женщина, из подвала разбомбленного дома в Грозном пришедшая к ним за хлебом, это простуженный сгорбленный генерал в треснутых очках - вот все это и есть Родина. И это и беременная девушка Лена с фотографии сына, эта матери потерявшие там своих сыновей, и жены, лишившиеся навеки мужей, это пьющие в елках на аэродроме перед командировкой офицеры - вот все это его нескладная нелепая, но святая высокая и чистая Родина. По крайней мере, для него. И теперь с этим возвращенным чувством Родины можно жить дальше и умирать, как потребует от него долг.

Заплатив таксисту, полковник направился в светящий неоновой вывеской небольшой магазинчик с надписью на входной двери "работаем круглосуточно", где за просторной витриной его встретила полусонная полная продавщица. Рядом с ней уткнувшись лицом в прилавок, сидя спал молодой охранник, в камуфлированной форме положив резиновую дубинку себе под голову. Он даже не шелохнулся, когда шумно открылась входная дверь. Продавщица почему-то удивилась, и, кажется, даже расстроилась, что Родионов отказался у нее водку. Когда она, не ожидая предложений запоздалого покупателя, стала было доставать из-под прилавка бутылки. Наверно это была главная причина визитов ночных покупателей. Хотя может она и приторговывала ей втайне от своего хозяина.

Он как-то сравнительно угадал офицерское общежитие, среди других зданий. Горящий фонарь, подвешенный на высоком столбе, освещал вход и табличку с надписью возле запертой двери. Его пустили внутрь не сразу, и он долго барабанил в дверь, до тех пор как заспанная испуганная комендантша, открыла ему. Она даже не спросила кто он такой, куда и к кому идет. Видимо, она приняла его за другого, или просто увидев погоны полковника у него, чего-то вдруг испугалась. Родионов отгадывать загадки не желал и реагировал на все спокойно с каменным лицом как будто то, что происходит это все само собой разумеющееся.

Поблуждав в светлых коридорах общежития Владимир, отыскал комнату сына. Обычная белая дверь с написанным черной краской номером, и красным ковриком на пороге не выделялась среди других дверей. И подойдя к этой двери, полковник остановился, замер. Он задумался о том, что за ней ждет его? Мир, который своими первыми шагами во взрослой жизни создал сын. Сотни мелких вещей, неприметных деталей домашней обстановки из которых скроен их быт. И домашний запах, особенный такой для каждой семьи.

Родионов подумал о том, что он именно должен сказать молодой женщине, которая еще не став женой уже превратилась в офицерскую вдову. Какие найти слова внутри себя, что бы сказать такое несложное и простое: "Игоря больше нет". Как ей сказать все это? Ведь она еще не знает, что Игоря уже нет в живых. И пустой цинк ждет их обоих в холодном ангаре, и она не уже никогда сможет, как и он простится с ним, поцеловать его холодный лоб, увидеть его лицо, прикоснутся к нему рукой. Что он должен сказать этой незнакомой девочке, хранящей под своим сердцем ребенка?