Служебная командировка полковника Родионова
Шрифт:
– Можно подумать, что эта война какая-то особенная. Что не было Великой Отечественной, не было войны в Афганистане и там людей не убивали!- жестко парировал министерский гость выпад Квашнина.
– Да именно так, она другая. Другая это война. В отечественной войне люди Родину защищали от агрессора, от внешнего врага. От фашиста! И вся страна была рядом с армией, все как один. Кто против - тот предатель, все ясно: вот тебе - черное. Вот тебе - белое! А здесь что? Хрен чего разберешь. Кто за красных, кто за белых! По телевизору плетут чушь про чеченских партизан, из бандитов которые еще вчера мирное население резали,
Лицо командующего покраснело, глаза налились кровью, у него видимо резко поднялось артериальное давление. Он зашел за свой стол, повернулся спиной к остальным, стал ковырять вынутую из кармана пластинку с таблетками. Этим, показывая всем, что разговор окончен по-крайней мере для него и сейчас, эта тема закрыта.
– Все могут быть свободны!
– бросил раздраженно он, не поворачиваясь к ним лицом. Гнев и бессильная злоба, накопившиеся за эти дни искали выхода и генерал просто опасался сорваться, голова зашумела. "Надо померить давление!" - подумал он: "Как бы не криз!".
Родионов вышел вслед за генералами, задержаться даже не рискнул, понимая попадать под горячую руку Квашнина, не стоит, пусть сам разбирается со своими бесами в голове. Москвичи непринужденно, как ни в чем не бывало стали обсуждать, каким таким рейсом они полетят домой и кому еще им нужно позвонить, что бы их встретили, какие еще надо взять бумаги и сколько выплатят командировочных за поездку. А в измученной душе полковника остался густой горький осадок. Ему показалось, что все происходящее в стране, в армии, это что-то такое над, чем все давно уже потеряли контроль. И пьющий президент, деловитый Грачев, и степенный премьер Черномырдин, а все происходит по иному кем-то другим написанному зловещему сценарию, и он и эти люди, впрочем, как и все другие лишь разной величины и уровня актеры в этой свершившийся трагедии.
В тот же день полковника к себе пригласил и генерал Пуликовский, он был бледен и подавлен, принес свои соболезнования в связи с гибелью сына. Они были знакомы, и не раз сталкивались по службе.
– Володя, я знаю тебя не один год и ты можешь мне поверить. Я не давал команду 131-й бригаде захватывать вокзал. Я вообще до самого последнего момента не знал, буду ли вообще чем-то командовать. Квашнин сам объявил себя командующим "всего и вся", поэтому я не мог составить плана действий и отдать нужные распоряжения войскам. Все решал сам Квашнин, команды шли через его голову напрямую с Моздока. И с 81 полком так все плохо вышло! Все знали, что техника почти на двадцать процентов неисправна, что люди не обучены, а все равно давай, давай! Вперед и с новым годом! -
– Вот,- он показал полковнику листок, видишь:
–
"Да причем тут техника?" - хотел спросить его Родионов, но промолчал. И разговор застыл в мучительной для них обоих тишине.
Его окаменевшее лицо выражало разочарование, голос чуть дрожал:
– Знаешь ты первый отец, перед которым я приношу свои извинения за все это. Первые дни после этого я просто не знал, как мне жить дальше с этим.-
Генерал отвернулся к стене.
– Вот и я не знаю, - растеряно пожал плечами Родионов:
– Вот и я теперь не знаю!-
Кто отдавал приказы? Не знал никто. Поэтому за них ответственность нести теперь никто не хотел, все валили вину друг на друга. Да, у победы много отцов, а поражение и, правда, всегда сирота!
Там в коридорах штабного вагона Родионов снова встретил старого однокашника по академии генерала Юрку Орловского, тот летел, стремительно вышагивал своими худыми длинными ногами, похожий на циркуль, отмеряющий на карте расстояние между точками. За ним семенил подстриженный аккуратненький мальчик-солдатик в очках с кипой бумаг в руках. Они буквально столкнулись друг с другом лбами.
– Привет боевик!- Юра ему искренне обрадовался:
– Рад тебе дружище!-
И тут же вспомнив о горе полковника, вздохнул:
– Про сына знаю, представление читал, соболезную тебе брат!-
Орловский скорбно кивнул на кипу в руках бойца, как на источник, откуда он получил это печальное известие:
– Вон, видишь кипа - это все наградные, там и на Игорька- орден ему Мужества посмертно положен, да для погибших ничего у нас не жалеют!-
Владимир ему кивнул:
– Что ж спасибо ему, но, наверное, это уже и не надо.-
– Но это не тебе решать и не мне, понял!
– протестуя, резко оборвал его генерал:
– Там другие люди есть в его части, они без нас все видели, что там было и как. И сами без нас знают, кто был и кем!-
– Юра, а ты слышал про майора Любимова?
– и полковник назвал номер части.
– А что не слышал? Слышал, конечно, слышал! Как этим всем дерьмом заниматься начал, я чего только не слышал.
– Орловский еще раз показал на кипу бумаг:
– Как меня на эти наградные посадили, так читаю их и плачу, каждый день,- иронизировал он. И согласился с Родионовым:
– Это Любимов конечно молодец мужик!-
– А что там ему с героем, почему не дали? Рохлин очень злится!-
– Да, злился, то он злился! Но Лев Яковлевич прекрасно знает, что этот самый его Любимов на три буквы одного тут важного генерала послал, и даже пообещал ему морду набить, когда тот строить его не по делу стал, материть. А этот майор выпил немного, у него солдат трех в батальоне в тот день убило, вот и его понесло. А когда генерал от Рохлина стал требовать его от должности отстранить и арестовать, тот этому генералу и сказал, что, мол, мудило сам бери автомат и воюй тогда. Вот воплей и соплей тут было! Так что героев у нас иногда и не дают, а назначают! Понял меня?