Служебный роман
Шрифт:
Потому что его трусит. Элементарно трусит, как мальчишку. Если он правильно понял, то…
Бл*******…!
Олег прочистил горло. Заставил себя выдохнуть неуверенность и вытащил смартфон. Набрал ее номер. Пошли гудки, а его острые иголочки возбуждения так и колют, заливают по хребту холодком. Один гудок, второй, третий.
Как же долго. Адски долго.
Ответила.
– Да, - голос тихий.
Его мгновенно снова залило удушливой волной нетерпения и неуверенности.
– Я…- пришлось прокашляться. Охрип. – Я приехал.
– Хорошо, поднимайся.
И назвала номер квартиры и код замка на входе.
Он ведь не пацан, много чего перепробовал и перевидел. Но то, что его ждало теперь, оно же было впервые. И от этого волнение сжимало ему горло, дышать приходилось рывками, всей грудью, сильно. И сердце гулко билось под ребрами.
В подъезд вошел, как на запретную территорию ступил. Потом ехал в лифте бесконечно долгие секунды. Они растягивались в годы, а металлический лязг дверей и скрип лебедки – это был скрип с которым растягивалось время, раздавалось, пропуская его в прошлое. Туда, где осталось нечто, бесценно важное для него.
Наконец чертов лифт, ползший почти полжизни, приехал. Когда в коридор ступил, мужчина уже почти ног под собой не чувствовал. Дверь, вот она. Номер на ней.
Он позвонил.
И вслушивался, чтобы уловить шорох шагов. А когда уловил, его накрыло новым всплеском невыразимых эмоций. Открылась дверь, за ней Таня. Танька его. Тоненькая, такая серьезная, глаза огромные прячет. Прячет от него. Улыбка слабая:
– Привет… Проходи, - говорит тихо. И приглушенный мягкий свет.
Вошел и застыл. И она застыла, частое дыхание колышет грудную клетку, разум ему мутит. Она шевельнулась немного пугливо, его дернуло к ней. И только потом вспомнил про букет и остальное. Протянул.
– Это тебе.
А голос подводит. Срывается, низко дрожит, выдает его с головой.
– Спасибо, - улыбнулась, вскинула на него глаза на миг.
Его будто раскаленным пером под ребрами мазнуло.
В другое время он давно бы уже инициативу перехватил, а тут почему-то знал - нельзя. Он даже в сторону затемненной комнаты, где горел ночник, смотреть не смел. Ждал. Его допустили сюда, но это ее территория. Мучительно ждать, выматывает жилы какой-то глубинный страх и робость. Трепет. И вместе с тем, такой кайф…
Тоненькая серьезная женщина поставила цветы в вазу, подняла на него глаза и сцепила в замок руки. Долгий взгляд, испытующий, неуверенный, ищущий. А потом проговорила:
– Идем.
Взяла его за руку, знаком показала, что надо молчать и потянула туда, в комнату, где в кроватке спал малыш.
Его сын.
***
Люди думают, они знают, откуда берутся дети? Они них*** не знают.
Их маленький сын спал в кроватке, раскинувшись звездочкой, как умеют только дети. А они застыли вдвоем, глядя на него. Наверное, что-то надо говорить? Да? А слов нету. Есть только бесконечно глубокое ощущение невозможного, невероятного. Чудо.
– Его зовут Валера.
– Я… - он судорожно сглотнул. – Знаю. Я…
Олег хотел сказать, что читал. Сто раз читал свидетельство о рождении. Но вместо этого он сгреб ее в охапку и прижал к себе, выдыхая куда-то в шею:
– Танькаааа… Танька моя…
***
В этот раз в их распоряжении была кухонька. И столешница, и подоконник, и стул, и...
Насколько хватило его фантазии и Танькиных сил, она все-таки здорово устала сегодня. День был дикий, адский. Таня заснула, а Олега распирало от эмоций, ему надо было упокоиться, иначе не уснуть.
Стоял у окна кухоньки, смотрел в ночь.
Власть, бабки, сила. Подмять по себя весь мир, ходить по головам... Все не то, нах***.
Наивысшее удовлетворение – это когда в соседней комнате спят ТВОЯ женщина и ТВОЙ ребенок. И ради них ты порвешь всех.
Из комнаты послышался шорох, Таня пошевелилась во сне, его неудержимо потянуло туда, прижаться к ней, разбудить, любить. Заласкать ее до одури, чтобы кончала под ним снова и снова. И так до утра.
Но, к сожалению, расслабиться и отпустить вожжи Олег не мог. Завтра ему предстоял нешуточный бой с матерью, и кое-что надо было прояснить прямо сейчас.
Олег плотно прикрыл кухонную дверь, а потом вытащил смартфон и набрал брата.
Глава 20
Он слушал гудки и ждал, когда Роман ответит, а сам невольно прокручивал в голове картины детства, юности. И потом, когда они с братом уже стали взрослыми оба. Картины проносились быстро, за те несколько секунд - почти вся жизнь.
Олег любил Ромку. Когда тот был пухлым младенцем и походил на живую куклу. И даже понимал, почему ему достается все внимание матери и Феликса, которого он называл папой. Ромка же маленький. И потом тоже. Понимал, что его обижать нельзя, он младше.
Но в какой-то момент Ромка вдруг стал умнее и старше. Вернее, стал вести так, будто Роман один знал как надо, как правильно, а он, Олег, просто распи*дяй. Такое... нечто вроде недоумка, шута, у которого вечный праздник. В тот момент у Олега и впрямь был вечный праздник, отчего-то хотелось добрать у жизни то, чего он дома недополучал. Любви, внимания, признания что ли. Черт его... Все равно желаемого не получал, но отжигал он тогда знатно. В общем, Олег забил на все, и жизнь продолжалась.
А потом случился маленький семейный армагедец, и теперь жизнь привела их сюда.
И кто знал, как надо, как правильно, он или Роман?
Гудки шли долго, где-то уже на последнем брат трубку взял. Недовольное:
– Да.
– Здравствуй, Ромка.
– Зачем звонил, что тебе надо? Имей в виду, я...
Нах*****! Олег зажал ладонью трубку, а потом тихо спросил:
– Скажи мне, Ромочка, вот что. Нах*** было угрожать моему ребенку? Мою женщину пугать, угрожать ей, шантажировать?