Служители вашей радости
Шрифт:
Так текст предлагает вызов совести. В древнем ритуале рукоположения во священство была такая тревожная фраза: Sat periculosum est! («To, на что вы решаетесь, крайне опасно!»)
Действительно ли мы осознали это в своей жизни? Ясно ли мы видим, что может быть «опасно» ежедневно и непосредственно, «профессионально» иметь дело с Богом, потому что может статься, что близость Бога обернется для нас чем-то банальным? Тревога, которую мы испытываем при мысли, что такое может с нами случиться, — это постоянно возобновляемое приглашение к смирению веры и к авантюре служения. Мы должны быть людьми, которые молятся, людьми, которые верят, людьми, которые надеются.
Что
Если сущность священника предшествует его действию, слова ангела приносят ответ на вопрос: что мы, священники, должны делать? Действия Иоанна для нас являются в высшей степени священническими, они резюмируют священничество и пророчество Ветхого Завета, которые объединены окончательно в новозаветном священстве. Суть новозаветного священства открывается в этой связи. То, что мы должны делать, сказано в нескольких словах: «представить Господу народ приготовленный» (Лк 1, 17).
Думаю, что все мы — каждый по-своему — можем поразмышлять о том, каким образом это сделать. Сам текст дает ориентиры, из которых я хотел бы выделить несколько.
Первое, что здесь сказано, — священник должен вести человека к Богу: пробуждать веру, выводить из безразличия или отчаяния, чтобы своей верой придавать другим мужество видеть Бога в этом мире и в жизни как реальность. Мир может жить и существовать только так.
Но есть здесь и нечто другое, трудновыразимое. В экуменическом немецком переводе мы читаем: «возвратит непокорных к праведности». По-гречески же: apeitheis en phronesei dikaion, что можно перевести и так: «приведет неверующих к мудрости праведных» (к образу мыслей праведных). А в конце концов можно было бы перевести: Он приведет непокорных к правому образу мыслей. Все это здесь содержится. Но в этом открывается нечто чрезвычайно важное, а именно то, что вера — не фантазия, которую мы прибавляем к реальному опыту и которая становится частью нашего духовного багажа, а бунт — желание действовать самому, «построить лучший мир» — присущ безумцу, не понимающему, что он такое и что такое мир. Вера — не смутная философия, а путь, ведущий к пониманию, к объективности, к восприятию действительности во всей полноте.
Я думаю, нам следовало бы набраться мужества и вновь признать, что в вере находится объективность, мудрость, внимающая истинному языку этого мира. Разве наше бытие не говорит нам, что мы не сами себя создали, что мы не можем себя создать сами; что мы все зависим друг от друга и все вместе — от того, что нас превосходит? Если мы бодрствуем сердцем, то, несмотря на всю сумеречность мира и наши собственные уловки, мы сможем понять, что этот загадочный Другой, открывший Свой лик в Иисусе Христе, — не опасный демон, а Бог Живой, Который нас любит и пришел ради нас.
Вера — это путь, ведущий нас к настоящей объективности. Мы будем нравственными и верующими людьми, только если не станем довольствоваться следованием любой великой идее, но будем размышлять над тем, что такое настоящая объективность, и если нам достанет мужества держаться ее простоты.
Это и было одной из великих задач Иоанна Крестителя в его эпоху, в противовес экзальтации освободительных движений, того времени, приведших к полному разрушению Иерусалима, к его исчезновению на карте почти на две тысячи лет, он вдохнул мужество простоты и объективности; он дал людям силу хранить разумное терпение, устремив взгляд на Бога.
Утвердить царство мира
Итак, мы приходим к другим весьма интересным словам этого текста: он, Иоанн, призван возвратить сердца отцов детям (Лк 1, 17). Иными словами: он пришел с миссией мира. На самом деле, это миссия каждого священника. Место для
Но как рождается мир? Не из манифестаций и речей, еще менее того — из актов насилия и морализма, отделяющегося от основ объективности и разрушающего фундамент нравственности. Любой народ может полностью разрушиться изнутри, безо всякой внешней войны, когда теряет способность примиряться и жить в мире, когда больше не верит в силу добра и признает лишь язык власти, то есть язык разрушения. Священнику предназначено быть посланником мира, сообщать людям мужество, необходимое для примирения. Он может делать это, только если сумеет открыть их сердца, чтобы их коснулась безмерная милость Самого Бога.
Я всегда вновь и вновь глубоко поражаюсь тому, что предпоследнее прошение «Отче наш» — «Прости нам долги наши», единственное, которое Господь снабдил комментарием и одновременно — требованием: «как и мы прощаем». Если вы не прощаете друг другу — как Отец простит вам? Но в нашем тексте речь идет прежде всего о другой стороне, собственно человеческой: первичная ячейка всякого человеческого общежития — это семья. Именно в ней мы должны учиться важнейшим отношениям, существующим в человеческом сообществе, и способности к отношениям с Богом. Благодаря ей жизнь в любви может превзойти антагонизм личных различий и создать подлинную общность. Именно через семью поколения должны учиться понимать друг друга. Способность любого народа жить в мире связана с сохранностью семьи. Если семья больше не объединяет мужчину и женщину, старших и младших, то все отношения превращаются в борьбу всех против всех Как раз по этой причине помощь, которую родители оказывают детям, — предварительное условие мессианского мира. А разрушение семей — один из вернейших знаков антихриста, который, якобы принося освобождение и мир, на деле разрушает всякий мир.
Знатоки поставили вопрос кто же должен пойти навстречу другому — родители детям или дети родителям? Конечно, можно долго об этом спорить. Но я думаю, что если мы правильно читаем Евангелие и знаем его ветхозаветную предысторию, становится ясно, что и те, и другие, обе стороны должны обратиться и вновь и вновь находить в себе мужество верить в Бога. Для них это единственный способ понять и принять друг друга. Только в обращении сердец к Богу может родиться сила для приятия друг друга, доверие к людям, способность любить их и выносить их различия.
Исполненные радости и ликования
В завершение я хотел бы сказать несколько слов еще об одной фразе этого текста, также из слов ангела: «И будет тебе радость и веселие, и многие о рождении его возрадуются» (Лк 1, 14). Когда Иисус приближается, рождается радость. Лука, евангелист, так тщательно составивший свое Евангелие и Деяния Апостолов, никогда не терял из виду эту путеводную нить. Последняя фраза этого евангельского текста действительно говорит нам: когда ученики увидели Господа возносящимся, они возвратились с великой радостью (см. Лк 24, 52).
В Деяниях Апостолов Лука возвращается к этому: они единодушно принимали пищу в веселии и простоте сердца (Деян 2, 46). Итак, увидев Господа восходящим на небо, они ушли с радостным сердцем. Говоря по-человечески, они должны были бы скорее исполниться тревоги. Но нет. Тот, кто не только смотрел на Господа со стороны, тот, чье сердце было тронуто Учителем, кто принял Распятого, кому ведома благодать Воскресения, тот должен быть исполнен радости. Слушая эти слова, мы понимаем, насколько мы еще далеки от Господа, далеки от момента, которым Лука заканчивает свое Евангелие.